Биплан «С 666». Из записок летчика на Западном фронте - [16]
А на всякий случай, испытаю-ка свой старый трюк, тот самый, которым, при сбрасывании бомб на Ивокурский вокзал, – я перехитрил француза…
Энгман получает удар по левому плечу: к фронту!
Трюк и на этот раз мне удается: Ньюпор опять загибает на юг.
Энгман с досадой смотрит на меня в зеркало и сворачивает на прежнее направление…
Дувильский вокзал приближается. Сегодня чудесный попутный ветер, – совсем не то, что на днях, когда мы с трутом могли продвигаться при встречном северном ветре…
Вот тебе и на! Ньюпор опять возвращается…
«Так-так-так-так!» – сыплется с его стороны. Несмотря на то, что он еще на расстоянии почти тысячи метров, я отвечаю на его огонь. Это вынуждает француза сделать вольт, а нам дает небольшой перевес… Странно, что в нападении Ньюпора так мало задора. От других противников мы так легко не отделывались. Вероятно, он новичек… Что же, тем лучше…
До Дувильского вокзала всего шесть километров. Мы летим прямо на него. На путях – два очень длинных поезда, вагонов по пятидесяти. Я заношу оба на мою карту…
Быстро озираюсь: Ньюпор опять приближается. А Кодрона и след простыл.
Опять, для вида, я снова велю лететь к фронту. Но на этот раз француз не дает сбить себя с толку и неотступно, по пятам, преследует нас. Верно, догадался, что мы хотим сбросить бомбы на Дувильский вокзал…
Вдруг – тррах!… Я невольно вздрагиваю: совсем близко от нас лопается первая граната. Неприятно, чорт возьми!…
Мы угодили прямо в зону дувильских орудий… Не дожидаясь приказаний, Энгман поворачивает машину.
Где-то ляжет следующая граната?… Тррах!… На этот раз французы-взяли высоту безукоризненно: снаряд разорвался всего в двухстах метрах за нами… Тем не менее, я громко хохочу: ведь это прямо под носом у Ньюпора. Воображаю, каково ему теперь. Он круто поворачивает и летит на юг…
Мы пользуемся случаем и снова несемся к Дувильскому вокзалу. Вокруг нас яростный лай лопающихся гранат и шрапнелей…
Справлюсь ли я? Если да, то наше задание будет выполнено на сто процентов, считая и бомбы…
Но где же Ньюпор? Его не видно…
Я рыщу вокруг глазами: ничего!
Это подозрительно. Я сильно высовываюсь за борт… Так оно и есть: он тут как тут… Хитрец хотел бросится нам под хвост, чтобы оттуда сбить нас на землю…
Ну, нет мой друг: этот номер не пройдет… Ты мне порядком надоел…
Я кричу во все горло Энгману, стараясь покрыть рев мотора. Пилот ищет в зеркале мой взгляд. Я трясу рукой над его головой и указываю на фронт: скорей отсюда! И, в то же мгновение, угощаю из моего пулемета Ньюпор градом в двадцать выстрелов…
Это французу не по вкусу. Он делает поворот и снова наседает на нас сзади.
Тррах!… Опять граната и – удивительно – на этот раз так близко перед самым Ньюпором, что он яростно поворачивает и с жужжанием улетает. Я велю Энгману сделать легкий вираж и указываю ему на снижающегося француза.
Мой пилот, весьма довольный, покачивается взад и вперед на своем сидении… И я тоже. Внезапно ослабевшее напряжение нервов вызывает в нас чудесное ощущение… И вдруг мысль: а бомбы?!
Я бросаю быстрый взгляд за борт: нет, здесь для нас не найдется подходящей цели, потому что снаряды нашей тяжелой артиллерии могут долетать сюда, и нам незачем мешать нашим собственным бомбардирам?… Но не возвращаться же с бомбами домой? Ни в коем случае! Да, да! Мы снова полетим к неприятелю и все-таки сбросим бомбы там, откуда нас прогнал Ньюпор: на лагерь в Нарбонне.
Я наклоняюсь к уху Знгмана и кричу:
– Бомбы!
Пилот удивленно потягивается и закрывает газ, как будто не совсем поняв мои слова…
Я снова кричу ему:
– Не стану же я без цели швырять бомбы на землю – из-за этого проклятого Ньюпора! Ничего не поделаешь! Мы снова пересечем фронт у Орнэ и сбросим их на лагерь в Нарбонне… Ух, как будет злиться тогда француз, если мы все-таки туда проберемся!…
Энгман кивает головой и начинает забирать высоту…
Три тысячи метров… Хватит!… Хлопаю пилота полевому плечу: через фронт!
У зенитных орудий противник услышал гул нашего мотора.
«Бац! бац! бац! бац!» – угощает он нас четырьмя шрапнелями перед самым носом, чтобы помешать нашему полету. Не беда: слишком низко!…
Французы медленно нащупывают нас.
Тррах!…
Здорово!… Совсем близко!…
В первое мгновение я испуганно вздрагиваю. Но быстрый и широкий вираж вправо выносит нас из зоны обстрела, и следующие снаряды ложатся уже значительно левее.
Опять вираж влево – курс на цель…
Удивительно, как быстро ветер гонит нас вперед… Еще несколько минут, и мы полетим к лагерю…
Я беру его на прицел, отдергиваю в два коротких промежутка рычажок и перегибаюсь через борт. Я успеваю заметить, как оба снаряда все быстрее и быстрее летят на землю.
– Тррах! тррах! – опять трещит, в то же мгновение, направо перед нами…
Но я рад: дело сделано… Хлопаю Энгмана по левому плечу и радостно трясу рукой в зеркале, где пилот ищет мой взгляд.
– Домой!
Затем я быстро выхватываю камеру, которая у меня под рукою, подымаю штору кассеты и жду разрыва бомбы. Вот он: высокий столб черной грязи вырастает из середины лагеря… Я быстро снимаю… Готово!…
За нами вьется дорожка из белых облачков: это – путь по которому мы летели. Они имеют теперь такой милый и невинный вид, эти дымки от снарядов, а ведь порою они несут с собою столько бед!…
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.