Биплан «С 666». Из записок летчика на Западном фронте - [20]
1800 метров… Надо поторопиться… Хорошо еще, что мы выбрались из зоны обстрела зенитных орудий, и я могу спокойно работать.
На этот раз я вытаскиваю отвертку из бака с чрезвычайной осторожностью… Чудесно! Пакля прочно держится на острых краях пробоин… Ура! я показываю на мой успех Энгману. Он смотрит вверх и радостно кивает головой.
– Попробуйте еще раз! Может быть, мотор заработает! – кричу я ему на ухо. – Поставьте-ка самолет покруче на нос!
Он делает утвердительный знак и ставит оба магнето на вспышку. Потом он нажимает изо всех сил, так что тросы начинают гудеть и свистеть. У меня такое ощущение, точно желудок и сердце подкатили мне к самому горлу! Я невольно хватаюсь руками за подкосы кабана…
Энгман дает контакт с молниеносной быстротой. Безрезультатно!… Еще раз! Опять безрезультатно: пропеллер ни на волосок не продвинулся… мотор онемел.
Мой пилот пожимает плечами и снова приводит аппарат в нормальное для планирующего спуска положение.
1200 метров…
Крутой спуск лишил нас нескольких сот метров высоты. Когда я ищу глазами, где бы нам спуститься, из бака снова брызжет вдруг струя бензина… Энгман вынужден нагнуть голову, чтобы не быть ослепленным… У меня моментально становятся мокрыми пробковый шлем и кожаная куртка… Бензин разъедает мне глаза, точно огонь, и опять леденит мне лицо и руки…
Когда зрение, постепенно, снова возвращается ко мне. я опять осматриваю бак и вижу, что между обоими пробоинами зияет широкая трещина. Кроме того, из бака вытекает еще новая струя: есть, значит, третья пробоина.
Я опять выдергиваю паклю, чтобы ветер подхватил струю бензина и отнес ее назад, – иначе вся жидкость попадет Энгману в лицо…
900 метров…
Пора позаботиться о месте для посадки.
Первый вопрос: каков ветер на земле?
Я опять нагибаюсь к пилоту.
– Видите вы там дым от локомотива, который стоит на свободном пути? Внизу – южный ветер…
Энгман кивает головой. Мы испытующе осматриваемся кругом.
Вдруг я пугливо и, вместе с тем, радостно вздрагиваю…
– Посмотрите-ка туда! По ту сторону села… вон то место… справа от стога сена… Это старый аэродром, где раньше был расположен 123-й отряд… Там мы и сядем.
Энгман соглашается со мной…
400 метров…
Положение, как будто, улучшается… Времени у меня достаточно, да и навряд ли может теперь случиться что-нибудь неожиданное… Я сделаю посадку там, внизу, подожду, пока из разносного бака не вытечет весь бензин, а потом, о оставшимися тридцатью литрами в главном баке, заведу пропеллер, – и мы сможем полететь домой…
Мне любопытно знать, справится ли с такой посадкой Энгман собственными силами. Я не могу ему ничем помочь… даже не смею: ведь я бы только помешал ему.
Энгман делает вираж влево – по направлению к месту спуска. Я быстро схватываю оба конца предохранительного пояса и задвигаю скобу… На всякий случай… Если бы мы опрокинулись, то я, описав кривую, был бы с силой выброшен вперед. А такое сальто-мортале – прекрасный повод для того, чтобы сломать себе шею, несмотря на наличие плотного черепа и защитного шлема…
Ровно и красиво планируя, наша белая птица спускается. Вот колеса ее касаются земли – и в то же мгновенье, от сильного толчка, Энгман получает сильную струю бензина прямо в глаза… Он ослеплен и не замечает неровностей почвы на нашем пути… Мы налетаем на них, крепкие резиновые амортизаторы на оси тележки пружинятся и, с проворством обезьяны, которое еще сохранил наш самолет, он подскакивает высоко в воздух…
У меня мелькает в мозгу болезненная мысль: «Жаль, если мы разобьемся именно теперь!»
Как полено дров, мы опять падаем вниз и скользим при этом с правого крыла… Весь аппарат страшно трещит… Машина стоит на носу… Я крепко цепляюсь руками за бортовые стенки – и, в то же мгновенье, мы переворачиваемся.…
Как ласочка, я выползаю из-под самолета. Мне уже не надо расстегивать пояс: от силы падения он просто разорвался.
Энгман, в свою очередь, с трудом карабкается из-под своего сиденья.
И у него пояс разорван, а его самого швырнуло со страшною силою вперед. Носовым платком он старается унять хлынувшую изо рта и носа кровь…
Мы молча обходим вокруг нашей мертвой птицы.
– Жалко, Такэ… Я так радовался, что мы сейчас полетим домой.
Мой пилот совершенно подавлен…
– Да… господин обер-лейтенант… все было так хорошо… и вдруг этот проклятый бензин… прямо в глаза!…
И он снова обтирает носовым платком льющуюся кровь…
– Ну, теперь уже нечего печалиться… Как-никак, а в воздушном бою нам очень повезло. Вы посмотрите только: одна пробоина справа в моем сидении, а другая – слева. А вот эти три штучки в разносном баке тоже проскочили как раз между мною и вами… А вон еще та пробоина вверху: ведь через нее можно почти просунуть целую руку в бак. И все сошло благополучно…
Энгман кивает головой…
А теперь посмотрим наши повреждения.
К сожалению, их очень много. Верхнее правое крыло сильно пострадало. Тележка совершенно сплющена. Пропеллер превращен в щепки, глушитель и выхлопная труба смяты, корпус искривлен.
– Да, собственно говоря, испорчено все, кроме мотора. По-видимому, он не пострадал, а это уж очень важно.
– Придется и его отдать В починку, – говорит Энгман.
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.