Биография вечного дня - [83]

«Мы истребим вас до девятого колена! — размахивал он указательным пальцем и тыкал в грудь каждого, кто у него вызывал сомнение. — Фюрер учит нас: принялся за большое дело — не предавайся унынию, выжги в себе всякое сострадание!»

Николай прав: этот самым первым из учителей стакнется с полицией; кто, если не он, мог бы пользоваться доверием Крачунова! Когда «опель» останавливается перед его сравнительно скромным домом, Николай выходит на тротуар, нисколько не сомневаясь в своей правоте. Но события развиваются совсем не так, как рисует его воображение. Хромой учитель сам открывает им дверь, испуганно шарахается назад и поднимает руки вверх.

— Вчера у меня взяли радиоприемник, — уныло бормочет он.

— Какой радиоприемник? — злится Кузман.

— Мой…

— Кто взял?

— Ваша группа, занимающаяся экспроприацией и конфискацией.

— Нет у нас таких групп, — говорит Кузман. — И опустите руки, мы вам не угрожаем оружием.

Хромой учитель опускает руки и только теперь замечает Николая. Он не в силах скрыть свое разочарование:

— Я полагал, что вы умней… Что вам от меня нужно?

Когда Кузман сообщает ему, зачем они пришли, он хмурится и как будто пробует сосредоточиться, хотя от страха это ему никак не удается, и приходится все объяснять заново. Наконец, овладев собой, он кричит:

— Йовка!

Тотчас же прибегает жена, сопровождаемая густым запахом вареной капусты, и вдруг начинает голосить. Она долго кричит, тряся седыми космами, но учитель и на нее прикрикнул:

— Замолчи! Поди принеси ключи от подвала! — И тоном ниже: — Эти ничего не тронут.

А в подвале, оказывается, пусто, если не считать дров, заготовленных на зиму и аккуратно сложенных вдоль стен, да старинного сундука, полного старых журналов, их бумага от времени стала ломкой и шуршит, как пергамент.

— Какие еще архивы? — возмущается хромой учитель. — И с какой стати вы пришли искать их именно у меня?

— Потому что вы фашист, — осаживает его Николай, чувствуя себя неловко перед товарищами.

— По убеждениям, мой мальчик, по убеждениям! — сардонически ухмыляется учитель истории.

— Та стерва заморочила нам голову, — буркает Кузман, беспомощно оборачиваясь к Елене.

— Ага, значит, на меня возвели поклеп? — петушится хозяин. Сейчас он злобной физиономией напоминает борзую. — Кто это сделал?

— Не имеет значения!

— Так вот, запомните, у меня нет ничего общего ни с Крачуновым, ни с его архивами.

— Они спрятаны в доме какого-то учителя.

— Учителей много!

Елена нервничает. Растолкав Кузмана и Николая, она выходит вперед.

— Только теперь уж мы словам не поверим! Пойдемте с нами.

Хромой учитель пятится к дровам, его кадык, словно мячик, катается над воротом рубашки.

— Это почему же, все из-за архивов? — негодует историк и начинает плакать — слезы, крупные, как горох, катятся по его щекам, и головой он трясет, как только что его жена. — Господа, что касается идеологии, все верно… Но я никогда не имел ничего общего с полицией! Вы у Тодоровского проверили?

— У кого? — вздрогнув, спрашивает Николай.

— У нашего Тарзана, учителя гимнастики. Господа, он действительно флиртовал с Общественной безопасностью, водил дружбу с господином Сребровым… Вместе пьянствовали, начинали в пятницу и кончали поздно вечером в воскресенье…

Кузман с товарищами переглядываются. «А почему мы решили, что именно у этого, почему не у Тодоровского?» — соображает Николай; судя по выражению лиц Елены и Кузмана, они думают о том же.

— Вы нас проводите к нему? — наступает Николай.

Он так зол, что хромой учитель весь сжался, как бы опасаясь, что его сейчас огреют по голове.

— Провожу, господа, провожу! Господин Тодоровский живет за французской гимназией, он купил дом у католического священника.

Когда они садятся в машину, на улицу выбегает жена учителя, отчаянно размахивая костлявыми руками.

— Куда же вы его увозите? Господи боже мой, что вы хотите с ним сделать? Он ни в чем не виноват…

Узнав, зачем к нему пришли, учитель гимнастики становится бледным как полотно. Он тяжело вздыхает и, почесав курносый нос, бессильно валится на стул.

— Да!

— Что да? — склоняется над ним Кузман.

— Они меня вынудили… Полиция. Втащили ко мне в подвал несколько ящиков, но что в них там, я понятия не имею. Не интересовался…

Он нервно поглаживает свои пышные бакенбарды и только сейчас замечает присутствие коллеги.

— Это ты меня продал? — Он пытается вскочить, но Кузман прижимает его к стулу.

— Спокойно!

Хромой учитель презрительно кривит губы:

— Меня самого продали… Господа коммунисты, я свободен?

Елена хмурится, не зная, что ответить, и Кузман досадливо отмахивается:

— Вы свободны!

— Как так свободен? — снова дергается учитель гимнастики. — Самый отъявленный проповедник!.. Хамелеон!

— Я только по части концепции, а что касается действий… — хихикает историк и, поклонившись, спешит уйти, бормоча: — Главное — не замарать руки кровью. Теории — они приходят и уходят, а отечество остается!..

В подвале учителя гимнастики хранится уголь. Взяв лопату, Николай принимается разгребать его, и скоро из кучи проступают белые доски ящиков — они еще не почернели от угольной пыли и сырости.

— Сколько их там? — хмурит брови Кузман.