Биение жизни. Почему сердце – наш самый важный орган чувств - [36]

В клинике Якоба встречают несколько детских медсестер и врачей. Прежде чем передать им маленького короля в позолоченной мантии, я в последний раз слушаю его сердце. Бу-Бумм, Бу-Бумм, Бу-Бумм…

Сердце в инкубаторе

Есть случаи, которые я буду помнить всю жизнь. К ним относится и Якоб. Однако моим самым маленьким пациентом был не он, а Мария. У меня на родине ее бы назвали «зябликом». Она родилась на 25-й неделе беременности и весила всего 580 граммов. Ее сердце издавало шум поезда в тоннеле. Шш-Шш-Шш-Шш – как локомотивы в старых фильмах про Шерлока Холмса или паровой двигатель моего друга по играм Йохана, с которым я в детстве прошел сквозь огонь, воду и медные трубы. Он был сыном врача и обладал этим восхитительным предметом, которым я тоже страстно желал завладеть. К сожалению, нам разрешалось играть в него лишь тогда, когда папы Йохана не было дома. «Двигатель опасен и может взорваться», – то и дело предостерегали нас. Я ничего не хотел в жизни так сильно, как иметь собственный паровой двигатель. Но он стоил более сотни немецких марок, то есть очень дорого. Даже бабушка не могла исполнить мое шикарное желание, зато она всегда придумывала, как меня отвлечь и направить мои мысли в иное русло. «Идем со мной, я тебе кое-что покажу. Опять зяблики». В курятнике она отодвигала тяжелый засов и позволяла мне прошмыгнуть мимо ее длинной юбки в таинственный мир золотисто-желтых перьев на двух ножках с оранжевым клювом. Маленькие комочки плотно жались друг к другу и пребывали в постоянном движении. Над ними сияло солнце согревающей лампы, чтобы они не зябли, то есть не мерзли. Терморегуляция новорожденных цыплят и людей очень хрупка. Им непременно нужно тепло – лучше всего, если это будет тепло матери. Как продвинутая «куриная мамочка», моя бабушка «высиживала» яйца в инкубаторе и обогревала вылупившихся птенцов под лампой.

Несколько десятилетий спустя передо мной в инкубаторе лежала крошка Мария. Ее должны были вот-вот прооперировать. Она казалась хрупким растением в парнике. У моего коллеги Юкселя, который собирался ассистировать мне во время операции, родились другие ассоциации. Ему эта картинка напомнила полбуханки хлеба, что очень возмутило одну студентку-медика в реанимации, пока она не заметила, что Юксель ее поддразнивает. Он был знаменит тем, что никогда не упускал случая пофлиртовать.

Перед операцией Юкселю захотелось сходить за кофе. У нас оставалось еще около 45 минут.

– Ты кофе будешь? – спросил он меня.

– Нет, спасибо.

Я подошел ближе к инкубатору и прошептал: «Бедный зяблик».

Такие дети – иллюстрация к состраданию, как выразилась бы моя бабушка. Кожа девочки нежная, как только что свернувшееся молоко, синевато просвечивают кровеносные сосуды. Над сердцем Марии приклеены крошечные электроды, которые придется переместить, чтобы мы могли вскрыть грудную клетку. Этот ребенок представлял собой маленького незрелого человечка и весил немногим больше полкило. Дышать самостоятельно она пока не могла; кислород поступал через крошечную трубочку, которая торчала из ее рта и вела в трахею. Рядом с аппаратом жизнеобеспечения стояло множество мигающих маленьких насосов с препаратами, которые по капле подавали в крошечное тельце поддерживающие жизнь субстанции. Над всем этим возвышался монитор размером больше ребенка, и я считал с него две вещи: давление тревожно низкое, а в крови слишком мало кислорода.

Мария жила, сохраняя в себе кровообращение ребенка, дом которого находится в матке. Лежащий в околоплодных водах эмбрион не может дышать. В утробе матери его кровь при помощи специального кровеносного сосуда перегоняется из сердца в легкие. Именно в этом кровеносном сосуде, Ductus arteriosus Botalli, и заключалась проблема. После родов артериальный (Боталлов) проток не закрылся. У здоровых новорожденных это происходит автоматически в течение нескольких часов или дней после родов. Несколько попыток с применением медикаментов у Марии не увенчались успехом. Она все синела и слабела, ей не хватало связи с артерией, кровоснабжающей легкие. Медики называют это явление «право-левый шунт», именно он и производит шум паровоза в тоннеле. Артериальный проток – довольно крупный сосуд, и если с ним что-то не в порядке, то кровь не поступает к органам-мишеням, а вместо этого вращается между сердцем и легкими. Преизбыток крови в легких препятствует кислородному обмену в легочных альвеолах. В малом круге кровообращения давление слишком высокое, а в остальном теле, в большом круге кровообращения, слишком низкое. Мария еще так мало прожила на белом свете, была очень больна и более хрупка, чем сырое яйцо. Из-за малейших потрясений нежные кровеносные сосуды могли порваться, и однажды это уже произошло: у крошки случилось мозговое кровотечение. Поэтому я и Юксель отправились с нашей мобильной хирургической командой в клинику, чтобы провести операцию на месте.

Наша детская медсестра Гюйен подготавливала Марию к операции.

– Что такое зяб… – спросила она у меня.

Она всегда старалась запоминать новые немецкие слова. Она приехала в Германию всего 4 года назад, но словарный запас у нее был уже внушительный. Я объяснил ей это слово, а она достала Марию из инкубатора и положила под большую греющую лампу. Под этой лампой нам и предстояло провести операцию.