Библия: Биография книги - [51]
В лурианской каббале буквальное, поверхностное значение Библии считалось следствием предвечной катастрофы. Изначально буквы Торы были освящены божественным светом и соединялись, образуя сфирот, тайные имена Бога. Адам был сотворён как духовное существо, но после того как он согрешил, его «великая душа» разрушилась, и его природа стала более плотской. После этого человечеству понадобилась другая Тора: теперь из божественных букв составились слова, относящиеся к людям и земным событиям, а заповеди требовали физических действий, призванных отделить непосвящённых от священной материи. Но когда тиккун завершится, Тора будет восстановлена в её изначальной духовной форме. «То, что благочестивые люди теперь совершают, буквально соблюдая заповеди во плоти, — объяснял Лурия, — они будут потом, в райском одеянии души, исполнять так, как замыслил Бог, создавая человека»[468].
Исправление тиккун также коснётся Библии. Каббалисты уже давно были осведомлены об изъянах своих писаний. В лурианской каббале Бог еврейской Библии предстает как одно из «лиц» (парцуфим) Адама Кадмона, прообраза человека, состоявшего из шести «низших» сфирот: Суд (Дин), Милосердие, Сострадание, Долготерпение, Величие и Постоянство. Поначалу они все находились в совершенном равновесии, но после того, как разбились сосуды, разрушительная энергия Дин уже не сдерживалась остальными сфирот. Под властью Дин, все они стали Зеир Анпин, «Нетерпеливым», божеством, которое описывается в Торе, известной нам, — той Торе, которую человечество получило после грехопадения. Вот почему библейский Бог часто предстаёт столь жестоким и гневливым. Разделённый со Шхиной, своей женской сущностью, он также предстаёт исключительно в мужской ипостаси.
Но в этом трагическом мифе присутствовал оптимизм. Если Лютер ощущал невозможность сделать хоть что-то для своего собственного спасения, то каббалисты верили, что именно они могут преобразить мир, восстановить истинную природу божества и изменить своё Священное Писание. Они не отрицали свою боль: ритуалы, возникшие в городе Сафед, были призваны помочь им противостоять ей. Каббалисты практиковали ночные бдения, во время которых плакали, падая лицом в прах, стремясь отождествить своё собственное изгнание с изгнанием Шхины. Но Лурия был непреклонен: чрезмерно упиваться своим горем не следовало. Каббалисты должны были целенаправленно работать над своей скорбью, чтобы обрести свою меру радости. Бдение всегда оканчивалось размышлением о грядущем воссоединении Шхины с Зеир Анпин, во время которой участники представляли, что их тела стали земным святилищем, где присутствует божество. У них бывали видения, повергавшие их в благоговейный трепет; они переживали состояние восторженного экстаза, преображавшего мир, казавшийся им столь жестоким и чужим[469].
Это чувство единения и радости должно быть претворено в практическое действие, потому что Шхина не может пребывать в месте, где царят боль и скорбь. Печаль была порождением сил зла в мире, и поэтому стремление к счастью было существенной частью тиккун. Чтобы компенсировать преобладание Дин, в сердцах каббалистов не должно быть гнева или злобы даже против гоим, притеснявших их и отбиравших их собственность. Предусматривались суровые наказания за проступки, причинявшие вред другим: сексуальную эксплуатацию, злостные сплетни, унижение других людей и бесчестье родителей[470]. Миф лурианской каббалы об исправлении истории творения помог евреям воспитать в себе дух радости и доброты даже в те времена, когда они могли быть сломлены гневом и отчаяньем.
Новое учение «sola scriptura» оказалось неспособно сделать то же для христиан Европы. Даже после явившегося ему откровения Лютер по-прежнему терзался страхом смерти. Он, казалось, постоянно кипит от негодования, направленного против Папы, против турок, евреев, женщин, бунтующих крестьян, философов-схоластов, — а также против каждого из его оппонентов в богословских прениях. Он и Цвингли вступили в яростный спор о значении слов, сказанных Христом, когда он учредил таинство Причастия во время тайной вечери: «сие есть тело Моё»[471]. Кальвин был потрясён гневом, затмившим разум двух реформаторов и вызвавшим ужасный разрыв, которого можно и должно было избежать: «Обеим сторонам не хватило терпения выслушать друг друга, дабы следовать истине без гнева, где бы она ни находилась, — заключил он. — Я сознательно берусь утверждать, что, если бы их умы не были ожесточены крайней горячностью споров, разногласие не было бы столь велико, и примирение легко могло быть достигнуто[472]». Невозможно сойтись во мнениях о каждом отрывке Библии, но диспуты следует вести со смирением и с открытым умом. И всё же сам Кальвин не всегда жил согласно этим высоким принципам: он тоже был готов казнить раскольников в своей собственной Церкви.
Протестантская Реформация явилась выразительницей многих идеалов новой культуры, которая складывалась на Западе. Экономика этого периода основывалась не на избытке сельскохозяйственной продукции, как все цивилизации до неё, а на научном и технологическом воспроизведении ресурсов, а также на обратном вложении капитала. Это общество должно было быть продуктивным, и богословие Кальвина использовалась для поддержки трудовой этики. Людям приходилось работать, пусть даже на скромных позициях, — печатниками, фабричными работниками, служащими в конторах, и, следовательно, они приобретали хотя бы начатки образования и грамотности. В результате этого, они начинали требовать большего участия в процессе принятия решений правительством. Это выливалось в политические перевороты, революции и гражданские войны, призванные установить более демократические форы правления. Социальные, политические, экономические и интеллектуальные изменения были частью одного и того же сложного процесса, где каждый элемент зависел от всех прочих, и религия неизбежно была вовлечена в эту спираль развития.
