Библиотека плавательного бассейна - [45]

— Да, дорогой. Ладно, скоро созвонимся.

— Отлично. Только представь себе, как весело будет выбирать твою фотографию для суперобложки.

— Гм… об этом я не подумал.

Мы оба рассмеялись и повесили трубки.

Три дня спустя я вышел из метро на станции «Сент-Полз» и, обойдя Собор сзади, направился к Скиннерз-лейн. Погода была по-прежнему жаркая, но безветренная и сумрачная: по небу разливался яркий свет, но тени на тротуар я не отбрасывал. И сам переулок, и дом оказались меньше, чем я себе представлял.

Я позвонил и, состроив соответствующую мину, приготовился к встрече с хамоватым Льюисом, а после — с довольным Чарльзом, который будет рад меня видеть, зная, что я наверняка возьмусь за работу. По телефону я согласился по крайней мере взглянуть на часть материала и пообещал через месяц сообщить, можно ли, по моему мнению, написать на его основе книгу. «Знаю, это довольно странно, — сказал старик. — Я же не знаменитость. Но книжка, возможно, прославится». Как и прежде, дверь никто не открыл, и я позвонил еще раз, сразу отступив назад, на улицу, как любой гость, желающий не только собраться с духом перед встречей с хозяином, но и побороть смущение, свойственное бродягам, которые просят разрешения войти в недоступный мир чужого жилища. Окна были такими же непрозрачными, как и прежде, но я уже знал, что меня ждет за ними, и потому смотрел на них так, словно мог заглянуть сквозь стекла в уютную, загроможденную книгами библиотеку и пустующую столовую.

Никто не отозвался и на повторный звонок, и я невольно пробурчал: «Сами же сказали в четыре». Вокруг не было ни души, и все же, позвонив в третий раз и вдобавок предусмотрительно — дабы привлечь внимание, но не показаться назойливым, — пару раз постучавшись, я снова оглянулся посмотреть, нет ли кого поблизости. Как раз в этот момент в конце переулка появился человек средних лет, и когда он, пройдя мимо, зашел на один из бесхозных участков напротив, я счел своим долгом жестами выразить нетерпение и растерянность. Проделывая эту короткую пантомиму, я слегка толкнул дверь ладонью и обнаружил, что она не заперта. Я приоткрыл ее — и поспешно юркнул внутрь.

Вбежав, я не своим голосом крикнул: «Есть кто-нибудь?». Ответа не последовало. Дверь библиотеки — с левой стороны — была открыта, и я осторожно вошел. Казалось, там царит еще больший беспорядок, чем раньше. По главному столу были разбросаны бумаги и вырезки из газет — это я объяснил тем, что Чарльз подбирал для меня материал. Уже направившись к выходу, я с удивлением увидел невесть откуда взявшегося кота, содрогающегося от зевоты. Лежа в Чарльзовом кресле у камина, он на минуту почти неприязненно уставился на меня, а потом отвернулся и, словно позабыв о моем присутствии, принялся себя вылизывать. Это был красивый кот, крупный и изящный, с широкой и в то же время удлиненной мордой и треугольными ушами торчком. Он производил впечатление скорее некоего священного животного, чем домашнего кота, и его немое равнодушие ко мне только усугубило мое чувство неловкости и ирреальности.

Не заходя в столовую, я, предварительно постучавшись и заглянув, вошел в гостиную, расположенную в глубине. Там было пусто и прибрано, разве что на приставном столе остались аккуратно сложенные газеты, корзинка для шитья и деревянный гриб для штопки — вещи, незаменимые в хозяйстве, которое ведет мужчина. Дверь на кухню, куда я раньше не заходил, была открыта. Настенные шкафчики с раздвижными дверцами из матового стекла, керамическая раковина, холодильник «Электролюкс» с закругленным верхом и покрытая эмалью зеленая газовая плита — всё это напоминало иллюстрацию из послевоенного издания «Миссис Битон»[80], принадлежавшего моей покойной бабушке. Довершали сходство штепсельные вилки из черного бакелита[81], исключительно двухштырьковые. Чарльз с Льюисом, очевидно, ели за небольшим столом у окна. Грязная посуда, оставшаяся после скромного обеда, была свалена в раковину.

У меня возникло сильное желание побродить и осмотреть дом, но при этом — на тот случай, если за мной наблюдают — ничем не выдать своего любопытства. К тому же я начал беспокоиться о Чарльзе. Если Льюиса нет рядом, никто не поможет старику, случись у него сердечный приступ. Я не заметил, есть ли в комнатах звонки. Возможно, я в доме один — если не считать кота и покойника. Мысль эта показалась мне не такой уж и мрачной. Я не спеша вернулся в прихожую и мельком взглянул на картины. Дойдя до лестницы, я остановился и принялся разглядывать небольшой эскиз портрета драгомана — всего несколько беглых штрихов, обозначающих тюрбан, улыбку, меч и туфли с загнутыми кверху носками. Обернувшись, я увидел, что сзади движется какая-то фигура. Сердце у меня ёкнуло и сильно забилось, но тут я понял, что просто повернулся лицом к потускневшему старому зеркалу, в которое смотрелся в прошлый раз. В темноте отражение казалось еще более таинственным, да и нервозность усиливала мой испуг. Не став задерживаться, чтобы посмотреться еще раз, я начал подниматься по лестнице.

Я никогда не носил ни туфли с металлическими набойками, ни скрипучую обувь, предпочитая повсюду рыскать неслышно. Однако сама лестница так жалобно скрипела под ногами, что идти крадучись было невозможно, и я смело, шагая через две ступеньки, поднялся на второй этаж. В тишине, стоя на верхней площадке, я услышал другой глухой звук, слабый, но гулкий, и чей-то неясный голос. Казалось, он доносится из комнаты в глубине дома, над гостиной — то есть, подумал я, скорее всего, из спальни Чарльза. Мне не хотелось прерывать какой-нибудь тайный ритуал, но я действовал исходя из более обоснованного предположения, что наверняка случилось нечто серьезное. Поначалу, когда я распахнул дверь и вошел, невозможно было понять, которая из догадок оказалась правильной.