Библиотека плавательного бассейна - [33]

— Я просто не понимаю, какой в этом смысл, — посетовал Джеймс. — Неужели Артуру это нравится?

— По-моему, он отнюдь не против. У него ведь при этом встает и всё такое прочее.

Поезд тронулся, и человек, сидевший по другую сторону от Джеймса, обеспокоенно поднял голову. Мы с Джеймсом по старой памяти частенько принимались хвастливо обсуждать извращения, чем занимались еще в Оксфорде, когда фланировали под ручку по Корнмаркет-стрит среди простых людей (как мы до известной степени иронически их называли) и громко отпускали насмешливые замечания по адресу приглянувшихся нам парней из города: «Вон в того я по уши втрескался», «Я невысокого мнения о твоем, дорогой», «Только посмотри на эту попку!». Джеймс сотворил себе кумира в лице грузного чернокожего юнца с золотым передним зубом и чудовищным висячим членом.

— Каков он на самом деле? — спросил Джеймс, когда поезд сбавил скорость перед станцией «Ланкастер-Гейт» и шум сделался прерывистым. — Человек-то он хороший?

— По-моему, даже очень хороший. — Меня страшно угнетала необходимость умалчивать о подоплеке столь странной ситуации и о том, почему Артур, лишенный инициативы, заделался затворником. — Во всяком случае, очень хорош в постели.

Мы оба поняли, сколь глупо прозвучало это уточнение.

— А что происходит, когда вы бываете в обществе? Полагаю, вы уже достаточно надоели друг другу, чтобы возникло желание сходить в паб, в кино или куда-нибудь еще.

Мне очень хотелось обо всем рассказать, ведь я ему полностью доверял. Однако долг перед Артуром, навязанный мне всем моим образом жизни, стал для меня и кодексом, и кодом, то есть не только непреложным законом чести, но и неразрешимой загадкой. Я лишь пожал плечами.

— А та драка! Боже правый!

Я снова пожал плечами. Неужели он и вправду поверил выдумке насчет драки?

— Похоже, всё это остается для тебя тайной за семью печатями, — сказал я, довольный и в то же время огорченный тем, что дело обстоит столь непредвиденным и непонятным образом. Мне нечего было привести в качестве доказательства Артурова обаяния. — Иногда я просто обнимаю его за плечи и заливаюсь слезами.

— Ничего удивительного, — заметил Джеймс.

В «Корри» царил дух порока. Несколько мутантов с бычьими шеями усердно накачивали мышцы, зал был набит битком, и никто не сдерживал раздражения. Брэдли готовился к соревнованиям. Он выжал штангу столько раз, что сбился со счета и, раскрасневшийся, дрожащий, настаивал на том, чтобы начать всё сызнова. Те, кто тренировался по менее серьезным причинам, вынуждены были стоять без дела. Они галдели, словно домохозяйки с покупками на автобусной остановке, и обычный мимолетный разговор о пустяках перерастал в долгую беседу.

— Знаю, знаю… она ведь сама так сказала.

— А после этого ты ее видел?

— Только мельком, да и то не смог ничего сказать — сам знаешь, кто там прислуживал.

— По правде говоря, она мне очень нравится — конечно, я сужу только по наружности.

Транссексуализм в разговоре, типичный для членов клуба, на первых порах приводил меня в замешательство, а однажды поверг в глубокое уныние беднягу Джеймса, нечаянно услышавшего, как парнишка, которым он очень увлекся, упоминает о своей девушке. Это была всего-навсего игра: любой мало-мальски привлекательный парень удостаивался звания «она», и лишь мужчинам, чересчур уродливым для столь изощренной лести, доставалось незатейливое местоимение «он», а изредка — и зловещее прозвище «мистер», как в язвительном высказывании: «Надеюсь, ты больше не будешь встречаться с мистером Элизабет Арден[57]».

— Ты знаком с той новенькой, что занимается на тренажере? — спросил у своего бородатого собеседника один атлет с квадратным подбородком.

— Ты о блондинке, что ли? Нет, она здесь недавно.

— Да нет, не о ней — о той смуглянке с большими сиськами.

— Кажется, я ее раньше не видел. Милашка, правда?

Всё это высказывалось как бы мимоходом, со слегка завуалированной бравадой, и прозрачные намеки звучали довольно дерзко. Я ждал, слушая вполуха и обводя взглядом десятки тел — люди приседали и лежали, напрягали мышцы рук с набухшими венами, наклонялись, расправляли плечи, а сильные ноги с трудом выдерживали нагрузку, на майках, прилипших к потным спинам, проступали темные пятна, под трусами и тренировочными брюками едва заметно шевелились яйца и хуи, отовсюду доносились лязг гирь и стук падающих штанг, все прилагали неимоверные усилия, явно бесплодные.

Получив наконец доступ к тренажеру, я вдруг почувствовал необъяснимую усталость и, дождавшись своей очереди после троих парней, с которыми был едва знаком, решил поднимать штангу не по десять раз, как всегда, а по восемь. После нескольких подходов я увидел, что за мной наблюдает Билл.

— Я насчитал только восемь, Уилл, — сказал он с озабоченным видом.

— Привет, Билл. Да, сегодня я сократил до восьми.

Поразмыслив, он решил не осуждать то, что, очевидно, счел нелепым нарушением традиции.

— Значит, всё нормально, Уилл? По-моему, тут слишком много народу. Слишком много. Это просто возмутительно. Никогда еще такого не было.

Я согласился, что это причиняет неудобство, и предположил, что клуб остро нуждается в прибыли, которую должен принести прием новых членов.