Библиотека плавательного бассейна - [27]

Затем я предпринял ряд решительных, недвусмысленных шагов: пересел на место, разделявшее нас, одновременно поставив сумку парня на пол и запихнув под свое бывшее кресло. Всё это я проделал не без опаски, но он продолжал смотреть на экран. Потом я осторожно обхватил рукой спинку его кресла — он так и не шевельнулся — и, насколько это было возможно в темноте, дал понять, что уже достал хуй и довожу его до нужной кондиции. Наклонившись поближе, я провел рукой по груди парня. У него бешено колотилось сердце, и, почувствовав всю неестественность этой неподвижной позы, этого пограничного состояния между возбуждением и страхом, я понял, что сумею подчинить парня своей воле. На нем было что-то вроде пуховика, надетого прямо на рубашку. Я задержал руку у него на талии, восхищенно пощупал крепкие мускулы живота, просунул пальцы между пуговицами рубашки, провел ладонью по гладкой коже. У него была прекрасная мускулистая грудь с маленькими твердыми сосками, без единого волоска. Левой рукой я нежно коснулся сзади его толстой шеи; видимо, он недавно подстригся под «ёжик», и затылок был слегка колючим. Наклонившись еще ближе, я пощекотал ему языком подбородок и ухо.

После этого парень больше не мог оставаться безразличным. Сглотнув слюну, он повернулся ко мне. Я почувствовал, как он робко проводит кончиками пальцев по моему колену, а вскоре — и дотрагивается до хуя. «Ох, ну и ну», — кажется, прошептал он, попытавшись обхватить член рукой, а потом несколько раз неуверенно дернул за него. Я продолжал гладить парня по затылку, считая, что это поможет ему расслабиться, но он по-прежнему очень деликатно ощупывал мой конец, и тогда я оказал на него давление, резко опустив его голову себе на колени. Коренастому парню мешал мягкий подлокотник между нашими креслами, и позу он переменил с большим трудом. Однако, сделав это, он тотчас взял в рот залупу и с грехом пополам принялся сосать, а я, точно кукловод, стал двигать вверх и вниз его голову.

Это было очень приятно, к тому же с похмелья я испытывал сильное возбуждение. Однако, почувствовав его нежелание этим заниматься, я позволил ему остановиться. Он действовал неумело и, хоть и был возбужден, нуждался в помощи. Я положил руку ему на плечо, и мы ненадолго откинулись на спинки кресел. Я был очень доволен собственной наглостью и, как почти всегда во время случайного секса, чувствовал, что, проявив достаточную решимость, смогу добиться всего, чего захочу. На экране возникла довольно сложная мизансцена: все шестеро мальчишек занимались чем-то интересным, и в одном из них я узнал Кипа Паркера, знаменитого лохматого, белокурого актера-подростка. Я провел рукой между ног у нового дружка и пощупал его хуй, выпиравший под плотной тканью брюк. Парень помог мне вынуть эту короткую толстую елду, и я, взяв ее в рот, почти сразу довел его до оргазма. Боже, как же он был возбужден! Оправившись от потрясения, парень ощупью отыскал свою сумку и молча вышел из зала.

В течение всего этого похабного, но прелестного незначительного эпизода у меня усиливалось подозрение — которое почти переросло в уверенность, когда парень открыл дверь и я мельком увидел его при чуть более ярком свете, — что это Фил из «Корри». От него пахло потом, а не тальком, к тому же на подбородке была небольшая щетина, поэтому я пришел к выводу, что он скорее всего направился в клуб. Я знал, что он болезненно чистоплотен и всегда бреется вечером, перед душем. Мне захотелось тотчас же выйти следом и убедиться, но я рассудил, что будет нетрудно проверить свою догадку потом, когда мы увидимся. А кроме того, освободившееся место занял паренек с очень большой елдой, уже проявлявший интерес к нашей возне. Он героически ублажал меня во время следующей картины, невообразимой безвкусицы, всё действие которой происходило на кухне.

В метро, по дороге домой, я продолжал читать «Вальмут». Эту серо-белую книжку из Классической серии издательства «Пингвин» дал мне почитать Джеймс. От ее жестких страниц, покрытых бурыми пятнами, слегка попахивало потерянным временем. На портрете автора — эскизе, выполненном Огастесом Джоном[46], и на цене — три шиллинга шесть пенсов[47], — указанной в красном квадратике на обложке, остались розовато-лиловые круги от мокрых бокалов. Тем не менее мне было велено очень аккуратно обращаться с книжкой, в которую вошли также «Надменный ниггер» и «О чудачествах кардинала Пирелли». Джеймс, помешанный на Фербанке[48], только из любви ко мне разрешил вынести из дома эту ничем не примечательную с виду старую книжонку, на форзаце которой стояла нелепая подпись «О. де В. Грин». Презирая рядовых поклонников Фербанка, Джеймс заявлял, что относится к своему любимому писателю очень серьезно. Я долго откладывал чтение с ребячливым упрямством человека, никогда не следующего неоднократным настоятельным рекомендациям, и до недавних пор считал Фербанка в высшей степени легковесным и глупым автором. А потом с удивлением обнаружил, насколько он сложен, остроумен и беспощаден. Персонажи оказались чрезвычайно капризными и сумасбродными, но сам роман явно был написан отстраненно и жестко.