Библейские страсти - [11]

Очнувшись, женщина дикими глазами уставилась на огрызок в руке, затем отбросила его в сторону и начала с омерзением вытирать руки о грудь.

— И правда, ядовитое. Получается, я сегодня умру? — неуверенно спросила она вслух.

— Это уже произошло, — прозвучал у неё в голове негромкий баритон.

— Как это?! Не понимаю… — растерялась Ева. — Я что — мертва?

— Как ты можешь сомневаться в слове моём? — мягко упрекнул её баритон. — Сказано тебе было, что умрёшь, отведав плода с древа познания, — разве могло случиться иначе?

— Но ведь я двигаюсь, дышу… Могу есть, — в доказательство женщина присела и сорвала большую земляничину, затем придирчиво её осмотрела и на всякий случай зажала ягоду с прилипшими песчинками в кулаке. — Разве мёртвые способны на такое?

— Откуда ты знаешь, на что способны мёртвые? Разве я тебе что-либо о них рассказывал?

— Нет, но ведь я съела плод познания, и теперь знаю всё на свете, — чуть запнувшись, возразила Ева.

— Ты так считаешь? Ну, давай проверим: расскажи что-нибудь новое, например, о той ягоде, что у тебя в руке, — предложил баритон.

Ева испуганно поглядела на свой сжатый кулак, скосила глаза в сторону и задумалась. Минут через пять она честно призналась:

— По-моему, познавательное яблоко не сработало. Я не чувствую себя умнее.

— Глупышка, — вздохнул баритон. — Как дерево произрастает из семени, так и всеобщее знание могло взрасти в твоей голове, стоило лишь проглотить зёрнышко не разжёвывая. И завет мой нарушать не было нужды: в тебе достаточно силы, чтобы разломить плод пополам. Несложная ведь была задача, но куда как проще вкусно есть, чем думать… Разумеется, кое-что ты узнала, отведав мякоти, однако настоящего прозрения не добилась. А теперь, моя несостоявшаяся помощница, познать одновременно добро и зло уже не удастся — мёртвым это не под силу. Либо тебе с течением времени станет ведомо, что есть добро, ты опять станешь живой и вернёшься сюда, домой. — Кроны деревьев на секунду потеряли резкость, сделавшись, как обычно, дымчато-салатными, и опять затвердели. — Либо… — Небо, всё в непривычной голубизне, на мгновение полыхнуло багровым, чёрная молния ударила в гигантский вяз и расколола его до комля, раскалённый ветер прожёг тело насквозь — и тут же всё вернулось обратно: Ева даже не успела закричать. — Нет, лучше познай добро. Времени у тебя будет предостаточно. А я буду ждать…

Голос ещё что-то шептал, постепенно затихая, но Ева уже не слушала. Закрыв лицо руками, она тихо всхлипывала и глотала слёзы. Вдруг женщина сорвалась с места, метнулась в сторону, рухнула на колени и начала лихорадочно шарить в высокой и густой траве. Раздвинув стебли девясила, она обмерла, рот некрасиво искривился, из груди вырвался болезненный стон. Маленький говорун как раз склёвывал последнее зёрнышко огрызка; услышав шорох, он повернул голову и щебетнул что-то радостное.

* * *

— Тэкс, приступим. Где тут рабочие записи?

Господь достал из подпространства старенький, но мощный «ундервуд», заправил в него бесконечный свиток пергамента, извлёк из складок одеяния замызганный клочок с заметками и не спеша развернул его. На клочке изгибались кривые строчки:

1. Свет (день) и тьма (ночь)

2. Твердь (небо) и вода (вода?)

3. Другая вода (море) и суша (америка?). Зелень.

4. Светила. Смоделировать Кеплера и поручить.

5. Твари в чешуе и перьях.

6. Твари в коже. Что-нибудь верховное.

7. Выходной.

— Глава первая! — торжественно провозгласил Господь и ударил по клавишам. Бездна вздрогнула и пошла волнами.

Прошло время (созданное предварительно, из рабочих соображений).

— Ну-ка, ну-ка… — внезапно послышался ехидный голос. Господь недовольно скривился и повернул голову. Позади него во тьме висел Сатанаил, слегка шевелил аспидно-чёрными крыльями и бегал глазами по строчкам.

— Знаете ли вы вселенскую ночь? Нет, вы не знаете вселенской ночи! — с пафосом продекламировал Сатанаил. — Всмотритесь в неё… Та-ак… Божественная ночь! Очаровательная ночь!….полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти… чего? а, ну да… Весь ландшафт спит. А вверху всё дышит, всё дивно, всё торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в её глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг все ожило… У-у-у-ух!!!

— И что? — с подозрением спросил Господь.

— Ничего так, — сдержанно заявил Сатанаил с каменным выражением лица. — Красиво.

— Красиво — и всё? — прищурился Господь.

— И всё, — пожал плечами Сатанаил, вытащил из подпространства большую кисть винограда и начал обрывать ягодки по одной.

Прошло минут десять. Господь не отрываясь смотрел на Сатанаила. Тот доел виноград, щелчком отправил голую веточку в бездну и встретился взглядом с Господом. Некоторое время они играли в гляделки; наконец Сатанаил занервничал и отвёл глаза.

— Ну чего?

— Красиво — и что? — повторил Господь. — Я же всё равно не отстану.

— Нет, правда красиво, — сдался Сатанаил, — только воды много.

— Ну ты, чернокрылый воробей, сам попробуй что-нибудь создать, а потом критикуй, — обиделся Господь, отворачиваясь и заслоняя текст спиной. — Воды ему много…

— Воробей — это, положим, покамест анахронизм, — меланхолично заметил Сатанаил. — Ты бы всё-таки прислушался, я плохого не посоветую. Сейчас ещё ладно, а вот в последних главах это будет просто опасно…