Биармия - [5]

Стрелы он бросал на землю,

Стрелы молний огненосных.

Боги низшие все скрылись

По избушкам в темных пармах

В странные места ушли все;

Темный Ящер тут смеялся,

Бога неба презирая,

Холодно глядел на небо.

Добрый Ен в хрустальном небе,

В звездно-искристых чертогах —

Молний стрелы отточал он,

Но без гнева, тихо-смирно.

«Не конец еще всей жизни,

Дотерплю хотя б немного»,—

Думал древний Бог великий.

И терпел он дальше, больше —

Не конец был жизни тварей.

Гром умолкнул в тучах черных,

Стрелы молний прекратились,

Ящер-пежгаг рассердился

В слабосильи темном, жалком,

Он залез тут в норы-ямы

Меж камней седых, недвижных.

«Рассердить Его не в силах;

Ложью, смехом я не мечу

Истощить Его терпенье;

Вновь пойду я в нору-яму.

В ожиданьи проведу там

Время дней, ночей прекрасных».

Слово молвил он такое.

Ящер дикий, злоковарный.

И исчез на дне он ямы.

VIII ГОЛОВА ЯГМОРТА

Волны бурные утихли

На широкой желтой Эжве,

Вновь пустились в путь-дорогу

Яур, князь рыжебородый,

Сильный Ошпи Лыадорса

И Вэрморт, игрок великий.

Вновь помчались в утлой лодке

По волнам реки зыбучей.

Яур, князь рыжебородый,

Доброе тут молвил слово:

«Посмотрите-ко вы, дети,

Дети пармы многогорной,

Что там деется на речке.

Что-то малое мне снится?»

Посмотрел Вэрморт, пленитель,

Музыкант небезызвестный,

И ответ держал он тут же:

«Голова лежит в проливе,

Черная лежит на речке,

В быстром, светлом переливе;

Острова толпой сгустились

В устье Эжвы многоводной,

И не знаю, как проехать

Мимо головы в проливе.

В том ущелье узко-светлом

Чудище речное в волнах

И страшилище на Эжве.

Сто локтей в долину будет

Голове той почернелой;

В вышину уж сажен десять».

Вот такое слово молвил

Музыкант в великом страхе,

Оробелый не на шутку.

Голова уста открыла,

Слово вещее сказала:

«И куда же вы плывете,

Дети пармы отдаленной,

Кто велел вам, кто позволил

По хребту реки привольной

Безрассудно плыть все дальше?

Не пущу я дальше шагу,

Тут вы стойте века в веки».

Нечто страшное сказала

Голова та великана.

Ярый Ошпи Лыадорса

Тут во гнев пришел он сильный,

Губы-челюсти трясутся,

Ударяет он зуб о зуб,

Медное копьё берет он,

Голову пронзить желает

Сразу, с маху, без разбора.

«Стой ты, Ошпи Лыадорса,

Не сердись ты зря, некстати»,—

Слово доброе промолвил

Яур, князь рыжебородый.

Продолжал он речь такую:

«Голова ты великана!

Слушай доброе известье!

Мы герои синей пармы;

И плывем мы в Биармию;

Мы желаем деву Райду

В жены взять себе навеки,

Синеглазую, на пармы —

Райду белую на Эжву.

Пусть живет она в избушке

В послушаньи мужу-князю,

Оксонора, дочь святая,

Биармии цвет весенний,

Близ студеных волн растущий,

Близ туманов океана.

Та красотка, дева-чудо,

Манит нас все дальше, дальше,

Удержаться нет нам силы.

Ты же слушай нас, героев,

Чудной Пармы многогорной,

Не перечь нам словом-делом,

Принесем мы жертвы в парме

Голове твоей всесильной.

Знамо, великан могучий

Языком твоим владеет.

Может быть, ты — Куль наш древний,

Бог подземный, всемогущий?»

Голова ответ держала,

Слово молвила такое:

«Я не Куль, не бог подземный,

Витязь я из гор Тиманских,

Великан Ягморт из Джеджим,

Сын лесов и светлой тундры.

Приходили, приплывали

Из-за моря иноземцы,

Те варяги, издалека;

Грабили они кумирни,

Золото, меха собольи

В красных лодках увозили

На подарок полногрудым

Женам, деткам миловидным.

Защищал страну родную,

Берега Двины великой

Я немало, избивая

Вражьи силы супостатов.

Силой чар, волшебным зельем

Усыпили злоковарно

Недруги меня однажды;

Голову затем срубили

С плеч широких великана.

Уничтожить силы духа

Не могли же. Я остался

В устье Эжвы серым камнем

И утесом молчаливым.

Голова моя лежит здесь,

В переливе вод текучих,

В узком каменном проливе

Посреди седых, отлогих

Вот я кто, о дети пармы.

Путь-дорогу я открою

Вам, счастливым, в устье Эжвы:

Вы плывите в Биармию,

Райду белую добудьте,

В Джеджим-парму привезите.

Ягур ты, рыжебородый,

Мил ты стал мне словом добрым,

Словом сердце ты угладил,

Сердце бурное Ягморта.

Ты герой не безрассудный,

Исполать тебе, мой Яур!»

Голова тут приумолкла,

В черный камень превратилась;

Стала вновь остроребристым

Тем утесом меж камнями,

Близ реки желто-стеклянной,

Средь камней седых; недвижных,

Посреди отлогих, серых

Островов, травой покрытых.

Издивилися герои;

Вышли дальше, на равнину

Вод великих, быстротечных,

Тут Двина уж протекала

Многодумно, величаво.

IX РЫМДА, СТРАЖ БИАРМИИ

Древняя сосна на парме,

На холме том двухголовом;

Шишки желтые висели

На ветвях ее согбенных;

Покачав вершиной острой,

Прошуршав ветвями тихо,

Хвоей, иглами любуясь,

Пурпуром коры-одежды,

Мудрая сосна сказала,

С шуточкой и ненароком

Слово бросила такое:

«Многодумные сестрицы,

Сосны, ели на увалах

Вдоль Двины-реки привольной!

Вы, безгрешные красотки,

Дочери лесов безбрежных!

Вы подумайте, скажите,

Как нам быть и что нам делать?

Чудо-чудное случилось:

Чужестранцы к нам приплыли,

Жители гористой Перми

С Джеджим-пармы отдаленной,

С синеоблачной вершины,

С тех верховьев желтой Эжвы,

Что в Двину впадает устьем.

В утлой лодке появились

За невестой в Биармию,

Дочерью царя Оксора,—

Яур, князь рыжебородый,

С ним же Ошпи Лыадорса,

И Вэрморт, игрок великий,

Струн оленьих волнователь,

Песнопевец несравненный.

Поразмыслите, сестрицы».

Гор-холмов святых цевницы,