Безжалостный - [36]

— Да.

Я раскрываю рот, будто хочу что-то сказать, но мой мозг не успевает переварить услышанное.

— Не думаю, что ты была с кем-то. Но сейчас, когда я размышляю об этом, представляя, как другой мужчина касается тебя, видит выражение твоего лица, когда ты достигаешь кульминации, слышит звуки твоего наслаждения — меня начинает тошнить. Я очень надеюсь, что больше никого не было, потому что думаю, могу, блядь, сделать ему больно, если это так.

Нет ничего смешного в этой ситуации, но я улыбаюсь. Я даже не могу сдержать улыбку.

— Больше нет никого. Только ты. Ты единственный, с кем я была после моего мужа.

Дрожь проходит по мне, когда я понимаю, что только что сказала. И единственная причина, почему я себя так чувствую — это полностью неподвижный Дженсен. Его рука замирает на моей спине.

— Твой бывший муж? — уточняет он

Я шевелю пальцами на левой руке, показывая ему, что у меня нет кольца. У меня даже нет той полоски без загара, которая бывает у большинства женатых пар. Полагаю, я не была замужем достаточно долго. Но всё это ничего не значит, потому что технически, на бумаге, я всё ещё Миссис Даррен Ховард.

— Юридически?

Дженсен садится, свешивая ноги с края кровати.

— Ты замужем? У тебя есть муж. И ты только сейчас говоришь мне об этом?

— Ты бы предпочёл, чтобы я солгала?

— Нет, — рычит он. — Я бы предпочёл, чтобы ты сказала раньше.

Я окидываю его недоверчивым взглядом.

— Ты хочешь сказать, что это имело бы значение для тебя в ту самую первую ночь? Дженсен смотрит на меня, скрипя зубами. Наконец, тяжело выдыхает.

— Нет. Ничего сказанное тобой, не остановило бы меня той ночью. Или другой долбанной ночью. Мне просто не нравится не знать такого дерьма.

— Ты имеешь в виду не контролировать дерьмо?

— ДА.

Я сильно сжимаю губы, сдерживая смех. Дженсен до смешного очарователен, когда выходит из себя, даже если необоснованно.

— Мы никогда не говорили о нашей личной жизни, — напоминаю я ему. — И Даррен...

— Так его зовут?

Я утвердительно киваю, с трудом сглатывая.

— Он не имеет значения. Просто часть моего прошлого.

— Нет, — поправляет меня Дженсен. — Он часть твоей повседневной жизни до тех пор, пока ты официально не будешь от него свободна.

— Нет. Это не так, — я не хочу этого делать. Я не хочу говорить о Даррене или думать о нём. Мне хочется вернуться на пять минут назад и стереть всё то, что я о нём недавно упомянула.

Я обнимаю Дженсена и толкаю его обратно в постель. Он бы не позволил сделать этого, если бы не хотел, так что я принимаю это за хороший знак. Кладу голову ему на грудь, слушая ровный стук сердца.

Он возвращает руку обратно мне на спину, и я закрываю глаза, надеясь, что это конец обсуждения.

Дыхание Дженсена замедляется, становится глубоким, и я позволяю себе расслабиться. Хотя бы только снаружи. Внутри я проводник. Мысли и воспоминания бесконечно кружатся в моей голове.

Я ненавижу думать о Даррене, потому что эти размышления автоматически подталкивают к мыслям о Калебе. И даже вспоминать о нём слишком больно.

Даррен как-то сказал мне, что хотел бы, чтобы Калеб никогда не рождался: «Если бы этот ребёнок не родился, мы бы никогда не узнали, что теряем». В тот момент я думала, что это самая жестокая вещь, которую он когда-либо мог сказать. Но теперь я знаю, что он просто пытался найти смысл всего этого. Хватался хоть за что-нибудь.

Я бы никогда не променяла своё время с Калебом, даже если бы это уберегло меня от всей сердечной боли. Каждый проведённый с ним миг ценен. Но теперь я понимаю, что имел в виду Даррен. Я также знаю, что он был не прав. Думаю, абсолютно возможно скучать по тому, кого никогда не знал. Ты просто не понимаешь, что это за чувства, пока не обнаружишь их.

31

Дженсен

Я останавливаюсь и смотрю на лицо Холланд через камеру на моём телефоне. Это одержимость, недвусмысленная и простая, и я не могу бороться с самим собой. Это не то, чего я хочу.

Её глаза закрыты, губы расслаблены и слегка приоткрыты во сне. Сновидения сегодня мирные.

Опускаю телефон ниже и делаю два шага вперёд, сокращая расстояние. Я не касаюсь её. Не кожа к коже. Не так, как мне хочется. Но я ласкаю каждый её дюйм глазами.

Лунный свет, голубой и белый, струящийся сквозь одно маленькое окно, на обнажённом теле Холланд гипнотизирует. Задерживаюсь взглядом на красивом изгибе её спины. Кожа здесь на оттенок светлее. Не знаю ещё одного человека, который был бы так захвачен столь незначительным отличием. Кого-то кроме меня, кто смог бы найти так много красоты в чём-то таком несущественном. Не думаю, что другие даже заметили бы. Но я замечаю. Потому что это вовсе не несущественно. Это самая важная для меня вещь в мире.

Позволяю взгляду слегка переместиться, следуя по изгибу её бедер, вниз по выпуклости ягодиц. Здесь кожа на несколько оттенков светлее. Как слоновая кость и фарфор, и я не могу отвести взгляд. Есть что-то такое чистое и нетронутое в мягкости её плоти, хотя я знаю, что это не так. Мои пальцы и губы запомнили Холланд почти так же хорошо, как глаза.

Мои глаза.

Как два маленьких глазных яблока могут приносить так много удовольствия и причинять такую сильную боль?