Безымянные пули - [37]

Там стоят кровать, ночной столик, трельяж и шкаф. Меблировка самая что ни на есть обычная и полностью соответствует мещанскому идеалу этого странного гангстера.

«Спорю, – думаю я, – что этот лопух просто сунул добычу в матрас, как обычный фраер».

Достаю из кармана нож и начинаю потрошить это убежище для клопов. Во все стороны летят куски шерсти, как в овчарне во время стрижки овец.

Все, чего я добиваюсь, это сильнейшего приступа кашля у нас обоих... В матрасе нет ровным счетом ничего!

Я внимательно исследую подушку, шкаф, потом ночной столик, потом трельяж... Ощупываю обои. Ничего!

Анджелино хитер!

– Здесь есть телефон? – спрашиваю я Мирей

– Да, в соседней комнате.

Иду туда, звоню в предвариловку, и меня соединяют с дежурным офицером.

– Вы получили Анджелино?

– Да.

– Обыскали?

– Да.

– Пусто?

– Под одеждой нашли полотняный пояс...

Я хмурюсь... Черт, он таскал кубышку на себе. Я должен был подумать об этом, вместо того чтобы изображать из себя Шерлока Холмса.

– И что в этом поясе?

– Бабки! Десять тысяч долларов, две тысячи фунтов и около сорока миллионов франков в десятитысячных бумажках!

– И все?

– Все...

– А у старухи?

– У нее ничего не было.

– Кроме шуток?

– Честное слово, комиссар. Обыск провели очень тщательно, обыскали их с головы до ног. Они пусты, как гнилые орехи.

– Ладно, спасибо...

Я кладу трубку и поворачиваюсь к Мирей.

– Ни хрена! Не сожрали же они их! – В ярости топаю ногой. – Я никогда не отделаюсь от мысли, что они были у меня под руками! Тип, таскающий на брюхе целое состояние в банковских билетах, готов к тому, что в любой момент может сделать ноги.

Разве что... Разве что он послал камушки куда-нибудь до востребования на вымышленное имя... Сомнительно. Слишком уж он осторожен...

Мирей садится на постель супругов Анджелино, вернее, на то, что от нее осталось. Она поджимает под себя ногу, отчего ее юбка задирается и открывает верх чулка и белую подвязку с синими цветочками. (Куда, спрашиваю я вас, переместилась поэзия?) Чулок телесного цвета, белая подвязка выделяется на янтарной коже... Чувствую, в моем котелке закипают игривые мысли.

Но Мирей не до развлечений. У нее серьезный вид, который ей очень не идет.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.

Она указывает на флакон с лосьоном для волос:

– Об этом.

Я смотрю на флакон.

– Анджелино мазал этой штуковиной свои волосы? Она усмехается:

– Ты видел волосы Анджелино? Ему скорее нужен какой-нибудь лак, чтобы постараться их распрямить. Нет, это льет себе на башку его жена, потому что у нее очень редкие волосы. Я это часто замечала. Она даже прикалывает пучок...

– Да? – шепчу я.

– Да, – подтверждает Мирей. – Помню, однажды, когда она прикалывала свой пучок, у него внутри что-то стукнуло... как будто он был набит камнями...

Я смотрю на нее.

– Мирей, – говорю, – ты имеешь не только восхитительную фигурку и очаровательную мордашку, но и мозги, которым позавидуют многие мужчины.

Я в последний раз провожу рукой по ее прекрасной голой ляжке.

– Думаю, твоя подвязка будет мне сниться лет сто или двести! Ну, пошли... Мы выходим на улицу.

– Если у тебя есть где-нибудь в провинции кузен, поезжай к нему на несколько деньков. Пока, девочка!

И я ухожу широкими шагами, не оглядываясь, говоря себе, что идея использовать фальшивый пучок мамаши Альды в качестве сейфа очень оригинальна.

Эпилог

Кажется, я вам уже как-то говорил: я поэт... Я никогда не подыскиваю слова, когда рассказываю девчонкам истории вроде тех, что Ромео плел Джульетте, пока их предки занимались своими делами.

Я чемпион в том, чтобы, держа киску за пальчик, нашептывать ей словечки, от которых бы свалилось кресло на колесиках.

На вопрос малышки Клод, что произошло, я отвечаю:

– Тебе приснился плохой сон, мой ангел. Он забудется, когда пропоет петух...

И великолепно имитирую петушиный крик. Если бы его услышала курица, она бы приняла его за настоящий и просто бы обалдела.

Клод смеется, но тут же морщится, потому что пока еще смеяться ей нельзя.

Дверь приоткрывает медсестра.

– Месье Сан-Антонио, – шепчет она.

– Он самый! – кричу я.

– Вас к телефону!

– Иду!

Я отпускаю пальчик Клод.

– До скорого, лапочка...

Спускаюсь в кабинет. Разумеется, это шеф.

– Как вы узнали, что я здесь? – спрашиваю я его.

– Вы думаете, я бы занимал кресло, в котором сижу, если бы не мог находить своих сотрудников? Он кашляет.

– Что будем делать с Вдавленным Носом?

Я смеюсь.

– Я про него совсем забыл. Отпустите его, и пусть ему сделают небольшой подарок.

– Какой, например?

– Те сто штук, что мне дал Анджелино, все еще у вас?

– Вы мне сказали передать их в благотворительный фонд...

– Гм! О фонде подумаем в следующий раз. Отдайте их Вдавленному Носу Должны же мы его как-то вознаградить.

Он снова кашляет

– Кстати, – говорит он, – я только что из МИДа...

– Да?

– Да... В большой гостиной стоит бюст не Монтескье, а Талейрана.

– Идиот! – говорю я. – Если бы тот швейцар, которого я спрашивал, ответил правильно...

–...Вас бы уже не было в живых, – договаривает босс. – Не забывайте, что ложный след спас вам жизнь

– Это правда... Патрон, я вам не понадоблюсь в ближайшие дни?

– Нет, а что?

– Да я хотел уладить одно семейное дело...