Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии - [17]

Основная тема заключительной главы 8 — парадокс, состоящий в том, что тяготение российской элиты к западной жизни происходит на фоне заметного ухудшения политических связей между Россией и Западом. В ней утверждается, что сегодня богатые русские преодолели прежний комплекс неполноценности в отношениях с западными людьми, которым были обременены после десятилетий изоляции за «железным занавесом». Теперь они, наоборот, демонстрируют растущее чувство собственного превосходства и, как бы вторя славянофильской идеологии XIX века, выражают свое разочарование Западом.

Опираясь на идеи, выдвинутые Максом Вебером, я утверждаю, что представители современной российской буржуазии стремятся обосновать свое право на привилегированное положение, настаивая на том, что они заслуживают его благодаря личным качествам и талантам. На данный момент они придают гораздо больше значения признанию в собственной элитарной среде, чем приобретению социальной легитимности в глазах всего общества. Последняя задача перекладывается на плечи следующего поколения. Чтобы нынешний высший класс смог обеспечить свое воспроизводство в последующих поколениях и сохранить свое положение в России после ухода Путина, им потребуется не только перейти от примитивного выставления богатства напоказ к более утонченным вкусам, что они делают уже сейчас, но и демонстрировать такие новые для богатых русских нормы, как почитание семьи, сдержанность в потреблении, участие в филантропической деятельности и патриотизм.

Глава 1 Краткая история обогащения

Среди наиболее ожидаемых мною интервью была беседа с Константином Эрнстом, руководителем главной российской телекомпании «Первый канал». Организация этой встречи далась очень непросто. Предварительная договоренность была на воскресенье, но лишь в полдень назначенного дня я узнала, что интервью состоится уже через два часа. Увидев Эрнста — высокого импозантного мужчину, — я поняла, что застала его в хорошем расположении духа[83]. У него была пара часов свободного времени. Примерно через час после начала нашей беседы он подвел меня к большому экрану, чтобы показать фрагменты из нового блокбастера «Викинг» о новгородском князе Владимире Великом. Бюджет продюсируемого им фильма превышал 20 млн долларов (и, забегая вперед, скажу, что проект оказался весьма успешным).

Несмотря на хорошее настроение, Эрнст вел себя как-то беспокойно. Сидя за массивным столом из темного лакированного дерева в переговорной комнате, примыкающей к его кабинету, он чуть ли не каждые пять минут жал на кнопку вызова секретаря. Та приносила ему сигареты, а также специальное устройство для поглощения табачного дыма. Время от времени он давал ей какие-нибудь другие указания — например, попросил найти для меня диск с криминальным боевиком «Чужая», посвященным лихим девяностым в России.

Хотя Эрнст был продюсером фильма, он никогда не показывал его на своем канале и никак не рекламировал. Я поняла почему, когда посмотрела его в гостях у своих друзей. Боевик явно не подходил для семейного просмотра: уровень насилия в нем зашкаливал даже по российским меркам. Тринадцатилетний сын хозяев не смог смотреть и ушел. Моим друзьям фильм всё же понравился: он был жестоким, но отнюдь не бессмысленным.

В конце концов, он правдиво отражал российскую реальность 1990-х годов, когда крах плановой экономики привел к резкому росту безработицы, обнищанию населения и, как следствие, к всплеску насилия. Взращенная советской пенитенциарной системой организованная преступность вышла из тени и начала набирать силу. Государство же все явственнее обнаруживало свою слабость, давая понять, что создание новой, беспристрастной и справедливой судебной системы не входит в число его приоритетов[84]. Главной мишенью бандитских группировок, разумеется, были бизнесмены, но порой их жертвами становились и другие неугодные личности. Предшественник Эрнста, Владислав Листьев, возглавлявший телекомпанию ОРТ, которая впоследствии стала «Первым каналом», был застрелен в подъезде собственного дома в марте 1995 года[85]. Самому Эрнсту также стреляли в окна и угрожали смертью в сообщениях на пейджер.

Уровень насилия и раскол российского общества усугублялись ожесточенной борьбой за раздел активов, которую вели между собой конкурирующие кланы. Все это создавало впечатление, будто новая постсоветская элита 1990-х состояла из выскочек и полубандитов, принадлежавших к социальным низам. Однако если присмотреться повнимательнее, без труда можно обнаружить, что она не была ни слишком «новой», ни тем более «низовой». Многие так называемые новички, появившиеся в высших эшелонах власти и общества в 1990-х годах, были выходцами из весьма привилегированных или высокообразованных советских семей[86].

Пожалуй, самым ярким примером такой фигуры в политике был Егор Гайдар. Либеральный реформатор родился в 1956 году в семье, которая, по словам корреспондента Financial Times Христи Фриланд, принадлежала к советскому аналогу высшей дворянской знати[87]. Оба его деда были известными писателями, отец — знаменитым журналистом. Сам Гайдар вступил в коммунистическую партию, еще учась в аспирантуре. После университета он работал в Институте экономики и прогнозирования научно-технического прогресса при Академии наук СССР, а затем возглавил отдел экономической политики в журнале «Коммунист», главном теоретическом органе ЦК КПСС. В ноябре 1991 года Гайдар присоединился к команде Бориса Ельцина. Сначала — как министр экономики, а с 1992 года — как исполняющий обязанности премьер-министра, он занялся разрушением советской экономической системы с помощью собратьев-либералов, включая Петра Авена в Москве и Анатолия Чубайса и Альфреда Коха в Санкт-Петербурге