Безумие - [53]
Так я пнул всю свою прежнюю несвободную жизнь. Или что-то в этом роде. Я пнул всю Нормальность этого мира.
А потом засмеялся и снова поцеловал Ив. Уже не смущаясь. Мне больше не хотелось прятать нашу любовь. Через час должен был наступить Новый год, и я собирался войти в него без прежнего груза.
Мука
Прошло несколько дней с момента того ужасного разговора между Ив и моей женой. Я вернулся домой, и мы несколько дней жили тихо. Как будто пережидали бомбардировку. И все время молчали.
Потом во мне зародилась какая-то нездоровая, но, возможно, неплохая идея начать все сначала.
В этом и состоит величие человека, говорю я вам. Послушайте! Человек…
Он может быть придавлен стотонными ребристыми блоками; вся его жизнь может рухнуть, как пыльная безжизненная башня; весь мир может вычеркнуть его, окровавленного и ничтожного, изгнать в пустоту…
…и вот он, несчастный и раздавленный, лежит без движения. Но потом… стоит ему набрать воздуха, осмотреться, он почти наверняка решит начать все Сначала. Снова схватиться за Все — с новыми силами и с теми, что у него еще оставались. Жить и надеяться на свое невеликое будущее. Но которое, по сути, бескрайно, как сам мир. Как весь мир.
И я решил начать все Сначала.
— Родная, давай съездим в горы… — обратился я к жене неестественным, чрезмерно бодрым, дрожащим голосом провинившегося.
— Ну… — посмотрела она на меня недоверчиво. Даже не недоверчиво, а, скорее, с досадой. Женщины, господи, это древние кошки — им известно все, а если не все, то в самом скором времени они узнают то, что пока от них скрыто. Так вот, жена посмотрела на меня с досадой. «Что, — как будто хотела сказать мне она, — что ты строишь из себя раскаявшегося, исправившегося или еще кого-то. Я-то тебя знаю, — хотела сказать мне она, — но ничего, если будешь себя хорошо вести, я сделаю вид, что тебе верю. Так уж и быть».
Однако я понимал, что для нее любовь провинившегося мужа — не секрет, кроме того, она была очень напугана. Очень, очень напугана. Милая, нежная и столько всего выстрадавшая женщина, она искренне страдала. И боялась одиночества, боялась быть брошенной. И в глубине своего трепещущего сердца надеялась, что добро вернется в нашу совместную жизнь. Н-да, надеялась.
— Хочешь, поедем… — оживился я, — поедем на Витошу[26]? Съездим, как раньше? Ты, я и ребенок?..
— Ну… — немного мягче сказала она, — а ты уверен? Даже после того, что произошло поза… позавчера?
— Ox! — выдохнул, нет, почти прокричал я, и мои глаза налились слезами. Я стал особенно слезливым с тех пор, как наделал столько плохих дел в жизни. Как будто я вырабатывал яд, и часть его должна была вытечь из глаз. А если честно, я просто боролся за любовь. Просто не хотел, чтобы она была разделена. Да, мне хотелось жить с двумя женщинами одновременно. Но это явно было невозможно, и я плакал. И каждый день умирал от тоски и угрызений совести. — Ох! Милая, я знаю, это было ужасно!.. Но давай, давай попробуем, попытаемся… Давай постараемся все забыть… Просто давай об этом не думать и жить дальше… Как прежде.
— Ну да, конечно! — очень горько рассмеялась она. — Мы просто будем жить по-прежнему! Только… Не выйдет!
— Не по-прежнему, но будем жить! Мы стали, должны были стать мудрее от того, что произошло! — меня била дрожь, и из горла с трудом исходили вздохи, будто я болел дифтерией и давился ее смертоносной коричневой пленкой.
— Ты мне сделал очень больно. От таких вещей мудрее не становятся… — неожиданно четко и ясно сказала моя жена. Она смотрела на меня своими синими, как небо над нами, глазами, и излучала суровую мудрость. Мудрость и теплоту. — Такие вещи только отравляют жизнь. Мы уже никогда не сможем просто жить! — и она замолчала на целую вечность, но потом все же уточнила, — жить, как раньше.
— Ну и ладно, не сможем как раньше, но все же мы будем жить! — крикнул я, от волнения не отдавая себя отчет в том, что несу. Вдруг что-то с ужасной силой ужалило меня прямо в сердце. Да, это была мысль, что я совершаю страшную глупость. Непоправимую глупость! Ведь я хотел жить с Ив. А если я пойду к ней завтра и скажу: «Я решил вернуться к жене, мы больше никогда с тобой не увидимся?!» Если бы мне пришлось это сделать, я бы умер. Она, наверняка, тоже. Или бы я убил ее. Чтобы она не осталась жить после меня. Без меня.
Только что я произнес ужасные, убийственные слова. И их было не вернуть.
Через час мы брели по белой и тихой дорожке над предгорным районом Симеоново. Под ногами хрустело. Наша маленькая Куки неуверенно ступала по еще не совсем утоптанному снегу. Мы с женой шли молча. А наша проблема росла и становилась размером с вселенную.
Когда люди хотят быть вместе, Священная Природа становится их союзником и вымывает мелкие и крупные проблемы, которые их разделяют. Вымывает их, как грязь. Трудности и чистый воздух оздоравливают больной организм расшатанных семейных отношений. Но когда то самое чудо, которое соединяет людей, исчезает, тогда Природа еще яснее очерчивает проблемы. И они устрашающе раздуваются, как труп, долго пролежавший под водой.
Мы брели по дорожке и молчали. Я думал об Ив. Мое горло сжималось, мне так ее не хватало. Как будто я ее бросил, бросил ради своей законной жены. Ха. Настоящий кошмар.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дорогой читатель! Вы держите в руках книгу, в основу которой лег одноименный художественный фильм «ТАНКИ». Эта кинокартина приурочена к 120 -летию со дня рождения выдающегося конструктора Михаила Ильича Кошкина и посвящена создателям танка Т-34. Фильм снят по мотивам реальных событий. Он рассказывает о секретном пробеге в 1940 году Михаила Кошкина к Сталину в Москву на прототипах танка для утверждения и запуска в серию опытных образцов боевой машины. Той самой легендарной «тридцатьчетверки», на которой мир был спасен от фашистских захватчиков! В этой книге вы сможете прочитать не только вымышленную киноисторию, но и узнать, как все было в действительности.
Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой.
Две повести Виктора Паскова, составившие эту книгу, — своеобразный диалог автора с самим собой. А два ее героя — два мальчика, умные не по годам, — две «модели», сегодня еще более явные, чем тридцать лет назад. Ребенок таков, каков мир и люди в нем. Фарисейство и ложь, в которых проходит жизнь Александра («Незрелые убийства»), — и открытость и честность, дарованные Виктору («Баллада о Георге Хениге»). Год спустя после опубликования первой повести (1986), в которой были увидены лишь цинизм и скандальность, а на самом деле — горечь и трезвость, — Пасков сам себе (и своим читателям!) ответил «Балладой…», с этим ее почти наивным романтизмом, также не исключившим ни трезвости, ни реалистичности, но осененным честью и благородством.
«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.
Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».