Безумие Дэниела О'Холигена - [20]

Шрифт
Интервал

Наступила долгая пауза, пока тревожный образ не растворился, и тогда личный секретарь ректора, утонченная мисс Хаммер из Балтимора, скрестила свои синусоидальные ножки и процедила гладкий поток слов:

— Из замечаний доктора Барта можно выделить, я полагаю, мысль, что доктору О'Холигену необходимо активно сопоставить несоответствие, существующее между его профессиональным профилем и средним уровнем большинства абитуриентов. — Как теплый крем из щедрого кувшина, слова залили и смягчили то, что скрывалось за ними. — Сокращение потребности в литературе было усилено личной стратегией в наборе студентов, чему мы были свидетелями в День открытых дверей, а также, как мы обнаружили сегодня, прискорбным и совершенно случайным упущением курса средневековой литературы в новом справочнике для студентов. К сожалению, исправить ситуацию уже не удастся.

Большинство деканов смотрело на ноги мисс Хаммер, но доктор Фарк, закрыв глаза и сосредоточившись на медоточивом голосе, уловил то, о чем она говорит. Потом понял, что она имеет в виду, и наконец — что все это значит.

— Но если его курс не указан в справочнике, каким образом студенты узнают, что этот курс вообще есть? — уставился он на доктора Манганиза, который чистил ногти скрепкой. Теперь подтекст захлестывал доктора Фарка. — Если в классе Дэниела будет меньше шести человек, нам придется отменить его курс. Неужели вы не понимаете? Единственный курс по литературе. Доктору О'Холигену нечего будет преподавать. Вы это понимаете? — Он тут же сообразил, что ректор все понимает и понимал задолго до этого совещания. — Как произошла эта ошибка? — голос доктора Фарка звучал нетвердо.

На этот раз скрепка штудировала промежутки между ректорскими зубами.

— Одна из девушек в издательском отделе не доглядела.

Мисс Хаммер направила обсуждение в нужное русло с помощью очередной порции крема.

— Мы согласны с вашей оценкой, доктор Фарк. По причине отсутствия курса доктора О'Холигена в справочнике его статус следует переопределить как внеорганизационный.

Деканы озадаченно на нее посмотрели.

— Будет уволен! — рявкнул доктор Манганиз и окинул всех мрачным взглядом. Черт возьми, он напугал их больше, чем собирался. — Будет уволен, — повторил он спокойнее, — если только не согласится бросить свой курс по литературе и взять новый, по связям с общественностью.

— Не согласится, — предостерег доктор Фарк, и ректор осклабился.

— Разве у него нет права не согласиться? — спросил декан факультета прикладных наук.

— Нет, Мервин.

— Раздел четыре дробь сорок восемь, пункт два Устава университета «Золотой Запад», — промурлыкала мисс Хаммер. — «Штатный преподаватель обязан принять его перевод в Область Важнейшей Осознанной Необходимости (ОВОН), установленной и определенной Ученым советом».

— Что мы только что и сделали, — напомнил доктор Манганиз.

— Разве? — спросил декан факультета искусств, — когда?

Мисс Хаммер процитировала из своих записок: — «Ученый совет постановил как можно скорее включить курс „Связи с общественностью“ в программу факультета коммуникации».

Доктор Фарк встал. Он тяжело дышал.

— Прошу внести в протокол нашего заседания то, что я не рекомендовал доктору О'Холигену прекратить свою программу по литературе и приступить к преподаванию курса по связям с общественностью. — Он было сел, но тут же снова вскочил. — Как можно? Ведь он ничего по этому предмету не знает. Это безумие!

— Доктор Фарк, доктор Фарк, — ректор говорил так, словно утешал расплакавшееся дитя. — В связи с меняющимися требованиями образовательного процесса десяткам штатных преподавателей приходится преподавать предметы, которых они не знают.

— Вы понимаете, куда придет образование, если мы начнем накидываться на все, что занимает общественный интерес сию минуту? — Доктор Фарк испытующе оглядел собрание в надежде хотя бы на минимальную поддержку. — Скоро нам всем придется читать предметы, о которых мы ничего не знаем.

— Успокойтесь, Карпил, — сказал декан факультета прикладных наук, — есть множество предприятий, отвечающих желаниям общества без всякого ущерба для себя, — он на секунду задумался. — Например, коммерческое телевидение.

Доктор Фарк свалился на свой стул.

Теперь, когда Карпил Фарк был нейтрализован, ректор приготовился к примирению.

— Я принимаю твое желание не выдвигать О'Холигену ультиматум. Я сделаю это сам, — он повернулся к мисс Хаммер: — Сегодня во второй половине дня я свободен?

Влажный язычок мисс Хаммер дотронулся до верхней губы и исчез так быстро, что его заметил только ректор. Впрочем, только он и смотрел на нее. Мисс Хаммер глянула в расписание.

— Нет, доктор Манганиз. Сегодня… во второй половине дня… вы заняты.

— В таком случае завтра утром. Хорошо, Фарк?

Но Карпил Фарк еще не вполне созрел. Он боролся со своим внутренним голосом.

— Не могли бы мы зарегистрировать наше крайнее неудовольствие по поводу допущенной техническим работником ошибки, приведшей к исключению существующего курса из справочника для студентов?

— Конечно, — сказал директор, — я это поддерживаю.

— «Предложено: доктор Фарк, поддержано: доктор Манганиз», — быстро строчил в записной книжке карандаш мисс Хаммер. — Я отправлю это заведующей издательского отдела завтра утром.


Рекомендуем почитать
Начало хороших времен

Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.


Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.