Безумие Дэниела О'Холигена - [14]

Шрифт
Интервал

Дэниел направился на кухню. Он разбил яйцо в Глендину миску и залил молоком. «Я дам тебе крем, когда выйду из ванной», — оповестил он Гленду, но щенок уже шумно хлебал, погрузившись в молоко по самые усы. Швырнув «Медиевиста» на кухонный стол, Дэниел пошел по коридору, стряхивая по пути в ванную комнату промокшую одежду…

Ванна Дэниела О'Холигена была некогда гордостью гостиницы «Кларендон», девяносто четыре года простоявшей в центре города, признанной Комиссией по сохранению культурных ценностей национальным достоянием и снесенной на следующий день после этого, чтобы освободить место для автомобильной стоянки. Алисон купила ванну на распродаже, при сносе. Огромная эмалированная штуковина с чугунными львиными лапами под каждым углом. Когда Эмили была маленькой, в ванне хватало места для всех троих.

Дэниел отстегнул от запястий запутавшиеся лиловые ленты, перегнулся через край и пустил горячую воду. Как только вода ударила в дно, он оплодотворил кипящий каскад быстрой струей бирюзовой мыльной жидкости, и на поверхности бегущих вод немедленно стал формироваться волшебный мир. Плотные, цвета морской волны обрывки пены равномерно распределялись по поверхности, и короткий водопад из крана взметнул такую гору пены, что вскоре вода и вовсе исчезла под толстой пузырящейся подушкой. Были сброшены трико и очки. Сдернув с крючка маску для подводного плавания, Дэниел засунул ингалятор в дыхательную трубку и приладил все это на голову.

Нащупал по стенке ванны дорогу к крану и выключил воду. Отступил назад, забрался в ванну с дальнего конца и мягко заскользил под горами пены до полного погружения, только дыхательная трубка с ингалятором торчала над пенистым ковром. В берилловом свете подводного мира дождался, пока в трубку стал поступать теплый эвкалиптовый воздух, и тогда, чуть подняв голову, слегка вспорол пенную поверхность маской и уставился в фантастическую перспективу Священного озера.


Волшебные изумрудные айсберги вздымались в туманах и испарениях, клубящихся над священными водами. Дрейф сине-зеленых пузырей, рожденных в зеркальном ландшафте над легкими водоворотами, выдавал шевеление левиафанов на глубине тысяч саженей. Единственным освещением было фосфоресцирование заколдованных вод. Небо, земля и горизонт отсутствовали. Крылатая рептилия с дьявольским воплем взмыла в парящую пустоту и исчезла в западном направлении.

В отдалении, на взбитом берегу, он увидел гигантскую зеленую фигуру сэра Берсилака де Отдезерта, разглядывающего свой жуткий боевой топор Мортибус. Дэниел свистнул. Зеленый Рыцарь помахал рукой, отметив его присутствие, и затопал навстречу.

Он, как обычно, приветственно зарычал:

— Давненько мы тебя не видели, Дэниел.

— Я был занят. Пытался добыть студентов.

— Средневековая литература! Превосходно! — глаза Зеленого Рыцаря сузились. — Разумеется, будет и поэма про Гавейна.

— Конечно, — уверил его Дэниел. — А где Креспен?

— Отправился с Кнутсеном на пару дней на озеро порыбачить. Он не в самом лучшем виде. Так, ничего серьезного. Целыми днями сидит со своей проклятой наукой. Забыл, что совсем уже старый. Безумный иногда, как все старики.

Дэниел вспомнил старуху из собора и то, что она говорила.

— Креспен когда-нибудь упоминал притчу?

— Притчу? — Сэр Берсилак задумчиво насупился. — Что-то такое говорил, но обычно я его не слушаю. Он теперь все критикует, я предпочитаю пропускать его извержения мимо ушей.

— Когда Кнутсен приведет его назад?

— У тебя какой сегодня день?

— Воскресенье. Воскресенье, вечер.

Зеленый Рыцарь задумался:

— В среду, наверное. Приходи в среду, они будут.

— А пока что у нас есть кое-какое развлечение.

— Развлечение? — Сэр Берсилак в ожидании вскинул брови.

— Сегодня, после полудня, я смертельно пострадал от рук диких пятидесятников. Полагаю, что в интересах общества будет, если мы основательно их накажем, — во-первых, за то, что они со мной сделали, а во-вторых, за общее непотребство их существования.

Зеленый Рыцарь пришел в восторг.

— Дэниел! Я так ждал! Можем мы сделать все по-настоящему основательно? Дэниел, пожалуйста!

— Как тебе угодно.

— Великолепно! Сколько их там?

— Около дюжины.

Сэр Берсилак издал беспокойный вздох:

— В таком случае до послезавтра я ничего не смогу.

— Почему?

— Их целая дюжина, мне нужно наточить топор. Я могу покончить с тремя, четырьмя, но для оставшихся он окажется слишком тупым. Мне понадобится два дня, чтобы заточить его как следует. — Он заметил замешательство Дэниела. — Но я счастлив буду это сделать. Честное слово. В четверг вечером?

— Хорошо.

— Я должен поскорее найти точильный камень. Дюжина, а? Чудесно! — Грядущая перспектива так взволновала Зеленого Рыцаря, что он взмахнул Мортибусом над головой, потерял равновесие и свалился в пену. — Ебтить.

Дэниел отвернулся, чтобы облегчить унижение сэра Берсилака, пока тот не обрел устойчивость и не вскарабкался на берег Священного озера.

— Не сомневаюсь, что они больше не жильцы! — подбодрил его Дэниел.

Зеленый Рыцарь издал восторженный рык: «Надеюсь!», потом не оглядываясь махнул зеленой рукой в перчатке и скрылся за горой зеленой пены, оставив Дэниелу весь мир.


Рекомендуем почитать
Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.


Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.