Безрассудство любви - [7]

По дороге Макс пытался занять ее разговором, чтобы не думать о том, что случилось наверху.

— Ты покрасила волосы? Они стали намного темнее.

Элизабет шмыгнула носом и достала из сумочки бумажный платок.

— Больше никакой перекиси.

— Я думал, это был твой натуральный цвет.

— Удивлен? — вяло спросила она.

Он заметил, что она похудела. Лайза Джейн никогда не была полненькой, но такой, как сейчас, он ее раньше не видел. Она казалась более хрупкой, более уязвимой, чем он помнил ее.

Макс решил сделать ей комплимент и бодрым голосом произнес:

— Ты… капитально похудела.

В ответ он услышал только отрывистое «спасибо». Она продолжала смотреть в окно.

Этот неловкий разговор лишний раз напомнил ему о тех днях, когда они могли болтать друг с другом без умолку. Говорила в основном Лайза Джейн. Макс тогда шутил, что секс был единственным средством восстановить хоть ненадолго тишину. Хотя, и занимаясь сексом, они производили немало шума. Черт побери, им было здорово вместе!

— Машина совсем новая, — заметила Элизабет.

— Купил через день после приезда. Не представляю себе, как буду перегонять ее в Аризону.

— Слышала, что ты много выиграл в лотерею несколько лет назад.

— Да. Как бы мне хотелось, чтобы родители порадовались. А не суждено…

— Я очень сожалею о Гарри. И Марта… Они могли бы пожить подольше.

— Да… Конечно. — Дождь забарабанил по крыше пикапа с удвоенной силой. — А как твои родители?

— Переехали во Флориду пять лет назад. Я не видела их с похорон Джона, когда вернулась в Олтон.

Макс понимал, что их родители были разные люди. У него — фермеры. У нее — горожане, они так и не смогли жить сельской жизнью. Родители Лайзы Джейн считали, что Макс Уайлдер простоват для нее.

Однажды ее отец сказал Максу, что убьет его, если он втянет их девочку в неприятности. Мистер Браун не знал, что его дочка сама искала неприятностей. Как говорится, в тихом омуте черти водятся. Хорошенькая малютка Лайза Джейн обладала бурным темпераментом. Как было не полюбить ее за это! Но в ее глазах Макс видел отчаяние и одиночество. Только спустя годы Макс понял, почему она так настойчиво говорила о детях и браке, — она просто искала любви, которой была лишена в собственном доме. А с Джонни она получила то, что хотела. Поэтому так и тосковала по нему.

— Да, не стоило заговаривать о твоих родителях… прости, — сказал он. — Мне-то с моими повезло, конечно, хоть и понял я это не сразу.

— Твои родители были уверены, что солнце всходит и заходит над тобой. Твоя мама говорила, что тебе нужно просто перебеситься. Она знала, что ты рано или поздно остепенишься.

— Слишком поздно это случилось. Жаль, что они не увидели… Ну, хватит обо мне. Что привело тебя обратно в Олтон? — Макс посмотрел на Элизабет долгим, пристальным взглядом.

Она отвела глаза.

— Мать Джона пригласила меня пожить с ней.

— Разве тебе не хотелось иметь собственный угол?

— Видишь ли, Макс, Бернис была сама не своя от горя. Подумать только, сын умирает раньше матери!

Макс подумал, что Лайза Джейн этого бы точно не пережила. Она так любила детей! Хотела, чтобы у нее их была целая дюжина.

— Макс!

— А?

— Почему ты замолчал?

— Я думал.

— О чем?

— О том, что случилось наверху.

— Неужели мы не можем просто забыть об этом? — взмолилась Элизабет.

Макс хотел, чтобы она правильно поняла его, чтобы не чувствовала себя униженной.

— Дай мне сказать… и больше я к этой теме не вернусь, — пообещал он. — Я не то чтобы передумал тогда, Лайза Джейн. Я был не готов… Ты могла бы забеременеть.

— Вряд ли, — пробормотала она.

— Ты глотаешь пилюли?

— Я не сплю с кем попало, если ты это имеешь в виду.

— Я ничего не имею в виду. Я просто спрашиваю, и все.

— Зачем мне предохраняться, когда Джон умер?

— Но почему ты так уверена?

— По состоянию здоровья!

Господи, что с ней? Неужели… Его уже одолевали ужасные предположения.

— Ты больна?

Элизабет заметила, как напряглись его руки, сжимавшие руль, а лицо побледнело.

— Это не рак, — сказала она. Макс облегченно вздохнул. Ее это тронуло. Но ему незачем знать, что менструации прекратились у нее полгода назад. — Если бы я могла забеременеть — чего я не могу, — я бы не стала подвергать себя риску. Я не забыла, какие чувства у тебя вызывают дети. Ты слишком часто повторял, что не горишь желанием стать отцом.

— Я говорил, что не готов стать отцом. Это, черт возьми, большая разница! И я не был готов к женитьбе. А ты не могла ждать. Тебе не терпелось стать миссис такой-то, и ты упорхнула с Джонни.

— Все было совсем не так, — задумчиво проговорила она.

— А как, Лайза Джейн? В то Рождество я был дома в отпуске и, когда вернулся в Германию, много думал о нас. Домой я собирался возвращаться с обручальным кольцом — для тебя. И вдруг ты присылаешь мне письмо, где сообщаешь о вас с Джонни!

Элизабет была возмущена до глубины души таким пересказом истории. Получалось, что она его подло обманула. Элизабет больше не проронила ни слова. И оставшееся до Олтона расстояние они проехали молча.

Подъехав к защитным заграждениям из мешков с песком в деловой части города, Макс опустил стекло, и мелкий дождь тут же ворвался в кабину. К пикапу подошел охранник в форме и зеленом дождевике. Это был совсем еще мальчик, возможно даже не окончивший школу. Когда он уточнил, где они живут, и вежливо попросил объяснить причину появления в запретной зоне, Лайза Джейн перегнулась через сиденье и протянула в окно свои водительские права. Макс почувствовал спиной ее теплые груди, и огонь, разгоревшийся чуть раньше в доме, вспыхнул с новой силой. Лайзе Джейн достаточно только прикоснуться к нему — и он готов.