Безопасный жалобщик - [30]

ЧАЙ ПИТЬ — НЕ ДРОВА РУБИТЬ

Приехал как-то фельетонист по делам службы в областной город и прямо с утра направился в дирекцию производственного объединения.

До начала рабочего дня оставались считанные минуты. В двери учреждения торопливо проскакивали служащие.

Разобравшись в дверных табличках, гость вошел в нужную ему комнату.

— Прошу к столу! — приветливо встретила его сотрудница объединения, указывая широким жестом на подготовленный к чаепитию канцелярский стол с электрочайником посередине.

— Извините, — смутился фельетонист, — но я тут по делу, у меня письмо читателя. Есть вопросы.

— С вопросами успеется, дорогой товарищ! Вопросы от нас никуда не денутся. Впрочем, как и мы от них. А сейчас отдохнем, почаевничаем. Надо же людям отдышаться после утренней гонки.

Тем временем подбежали остальные сотрудники. И, как отметил фельетонист, не с пустыми руками. Кто принес конфеты, кто — сухарики, кто — баночку домашнего варенья. Похоже было, что автор письма, побывавший здесь ранее, не лишен наблюдательности.

— Да вы, граждане, не стесняйтесь, — сказал фельетонист, поймав на себе удивленные взгляды. — Если угодно, я и в коридоре подожду.

— Да что вы! — едва ли не хором воскликнули участники чаепития. — Да как же можно! Да разве мы не люди! Чтобы мы здесь гоняли чаи, а человек в коридоре ждал! Нет уж, дорогой товарищ, пожаловали с утра, так уж не обессудьте, примите участие!

Пришлось согласиться.

За чаем разговор, естественно, вертелся вокруг сушек, баранок, повидла и прочих атрибутов чаепития.

— Скажите, — обратилась к фельетонисту моложавая сотрудница средних лет. — Как я поняла, вы — приезжий. Бываете, видимо, в разных городах, в разных дирекциях и конторах… Так вот, хотелось бы знать, насколько распространен данный обычай.

— Вы имеете в виду потребление чая? — уточнил фельетонист.

— Ну, в известной мере… — сказала собеседница.

— Что же, могу сообщить, что я обычно прихлебываю остывший чай, сидя за редакционной машинкой или читая свежую почту. И очень ценю такую возможность. Наверное, другие тоже.

— А вот коллективные чаепития? — продолжала допытываться чаевница. — Меня в данном случае интересуют коллективные…

— О, это сейчас тоже широко распространено, — ответил фельетонист. — Я даже заметил, что в иных местах сумели создать для этого гораздо более благоприятные условия. Время приема посетителей, например, там никогда на утренние часы не назначают. Конторские шкафы заменяют изящными сервантами, а граненые стаканы — чайными сервизами за счет месткома.

— Нет, все-таки за счет месткома это неудобно, — возразила одна из чаевниц в элегантной вязаной кофточке. — Как-никак дело это неофициальное. Да и время рабочее.

— Вот и нехорошо, что рабочее! — подхватил эту мысль фельетонист. — Я давно уже хочу предложить сделать его нерабочим.

— Это как же? — спросили его. — Разве так можно?

— Конечно, можно! — ответил фельетонист. — У меня есть идея. Ведь чай пить — не дрова рубить. Нужно официально начинать рабочий день с чайного перерыва. Потом размяться производственной гимнастикой. Потом пообедать. А уж где-то потом браться за дело. Уверен, что при нынешних наших штатах мы такое расписание выдержим и со своими задачами справимся. Зато порядка будет куда больше, нарушений трудовой дисциплины — куда меньше, а чайные сервизы можно будет приобретать за счет месткома на полном основании.

С этими словами фельетонист опустил палец в свой недопитый стакан чая и полностью растворился. А некоторые очевидцы утверждают, что его там и вовсе не было.

ИСТОРИЯ С БУКВОЙ

Однажды буква «а» затесалась в чужую компанию. Ее соседи по слову, построившись в ряд и осмотревшись, подняли страшный шум.

— Ш-ш-ш… — сказала буква «ш». Она стояла в ряду первой и потому чувствовала себя чем-то вроде начальницы. — Сначала надо разобраться, а потом уже шуметь. Позвольте узнать, уважаемая, кто вас сюда направил?

Этот вопрос заставил букву «а» густо покраснеть, она даже начала заикаться.

— Прошу ва-ас на меня не шипеть. Я нахожусь здесь на та-аком же основании, как и остальные. — Она гордо задрала вверх свой каллиграфический хвостик. — Меня направил отдел ка-адров!

— Х-х-хи… — не удержалась и прыснула буква «х». — Неужели вы хотите сказать, что в слове «шихтовщик» между нашей уважаемой начальницей и мною должны писаться вы, а не буква «и»? Хи-хи… Сколько лет существую в алфавите, сроду не писалась в слове «шахтовщик?! В «шахте» писалась, в «шахтере» писалась, а «шахтовщик», извините меня за резкость, это уже чьи-то буквальные фокусы.

Галдеж возобновился.

— А ну-ка, потише! — снова прикрикнула на них начальная буква. — Моя бедная соседка, действительно, не виновата. Если бы мы, буквы, могли подсказывать людям, где нас нужно писать… Но теперь, когда сверху над нами указано слово «Справка», а внизу стоят подпись и печать, ничего уже не поделаешь.

В справке говорилось, что гражданин Батурин Иван Николаевич проработал в кирпичном цехе металлургического завода с 9.IX 1925 года по 27.IX 1929 года на удивительной и небывалой должности «шахтовщика»…

Шли годы, Иван Николаевич приближался к пенсионному возрасту. И когда пришло ему время обращаться за пенсией, он собрал все свои бумаги и пошел к райсобес. Там сидели люди грамотные. Ошибка, допущенная тридцать лет назад по вине необразованного кадровика, не смогла укрыться от их просвещенного взора.