Безопасный для меня человек - [51]

Мама помедлила, прежде чем говорить, но рассказала: они с отцом хотели, чтобы о Хеин и дальше заботилась родная тетя, и ни о чем Чонхи не просили – она настояла сама. Отец ее на дух не переносил и сильно возражал, но Хеин захотела пойти с ней. Хеин не знала, ни почему сама решила жить с Чонхи, ни почему Чонхи вызвалась взять ее к себе.

Если вспомнить, то Чонхи любила развлекаться, как и вся молодежь в этом возрасте. Она курила, любила встречаться с друзьями и танцевать, искренне смеялась и искренне плакала. Собираясь к друзьям, она лишь укладывала муссом свою короткую стрижку и совсем не красила лицо, кроме губ – на них она наносила яркую красную помаду.

– Ты что, опять мышь загрызла? – бранили ее соседи.

– С чего бы? Я же не сова и не кошка! – с улыбкой отшучивалась она.

Когда они с Хеин играли, казалось, что Чонхи не просто развлекает ее, но и сама веселится вместе с ней.

Она жила на верхнем этаже пятиэтажки. Требовалось лишь несколько шагов вверх по лестнице, чтобы оказаться на крыше, откуда открывался вид на весь жилой комплекс и на дорогу в школу. Чонхи брала с собой пепельницу и курила, облокотившись о перила. Хеин тем временем носилась туда-обратно по крыше. Она добегала до дальнего края, задевала балку, бежала обратно и снова хлопала по перегородке перил, как будто с кем-то соревновалась. Запыхавшись после нескольких кругов, Хеин вытягивала руки перед собой и дышала с высунутым языком, как собака. Ей нравилось, что Чонхи смотрела на нее и смеялась. Хеин до сих пор детально помнит ее веселый взгляд и улыбку, помнит весь ее облик на крыше: взъерошенные волосы, тонкую футболку, на которой можно было рассмотреть прожоги от сигарет, ноги в сланцах.

Они любили кататься на автобусах – на тех, которые переезжали через Ханган. Стоило открыть окно, как волосы разлетались от ветра, а внутрь залетала сажа, но через запахи, через эти ощущения можно было прочувствовать время года. Каждый раз Здание «63» казалось все выше, а река в глазах Хеин выглядела такой широкой и огромной, что назови ее кто-нибудь морем, она бы поверила. Хеин мяла пальцами торчавший из-под обивки желтый поролон и смотрела в окно.

Иногда Чонхи брала ее с собой к друзьям. На выпускные, на помолвки и свадьбы, на посиделки с бывшими коллегами и на новоселья Хеин ходила вместе с ней.

– Кто это? – обязательно спрашивал кто-нибудь.

– Моя племянница, – всегда отвечала она.

– А своих детей когда заведете? – тут же следовал другой вопрос.

– Когда придет время, тогда и заведем.

Хеин помнит, как Чонхи с друзьями поставили кассету с песнями «Со Тхэчжи и компании» и танцевали в зале у кого-то дома. Они заказали китайской еды, выпили кофе, а потом все вместе поднялись и стали танцевать. Чонхи держала Хеин за руки и смеялась. Она кружила Хеин под своей рукой и кружилась сама. Если плюхнуться на пол после такого танца, можно было увидеть, как вертелись вокруг стены комнаты. «Сейчас стошнит!» – кричала Хеин и хохотала до колик в животе. Она нечасто так безудержно смеялась и веселилась настолько, что лицо начинало гореть. Рядом с Чонхи она смеялась и громко болтала, но в других местах не могла вести себя так.

Хеин робела и в школе, и перед остальными взрослыми. Она всегда беспокоилась и чего-то боялась, поэтому, когда учителя задавали ей вопросы, в ответ она только невнятно бормотала. Ей постоянно казалось, что ее могут отругать или наказать, даже если она ничего не делала.

Хеин была зажатой даже при встречах с мамой. Чонхи уговаривала ее: «Мама ведь так по тебе соскучилась! Будь к ней внимательнее!» Но неловкость Хеин вовсе не значила, что маму она не любила. Наоборот, Хеин очень любила ее и скучала. Она скучала по маме, даже глядя на ее улыбку прямо перед собой. Хеин точно не помнит, что чувствовала, когда после проведенного с мамой дня приходило время расставаться, и она, изо всех сил сдерживая слезы, бросала на маму последний взгляд. Хеин не забыла, что хотела показать себя только с лучшей стороны и старалась вести себя как большая.

В то время мама всегда выглядела виноватой перед Хеин, а Хеин не знала, что сказать, когда видела ее такой. Ведь до определенного возраста дети все прощают своим родителям – просто так, даже не задумываясь о том, что нужно простить. В отличие от черствых сердец взрослых, сердца детей любят безусловно, безо всякой причины. «Дети не судят родителей и не критикуют», – думала Хеин.

Был и такой день.

Дул настолько холодный ветер, что кожу жгло, если не прятать руки в карманах. Хеин вернулась из школы и жала на звонок, но дверь никто не открывал. «Тетя сейчас вернется», – решила Хеин и села на корточки на лестничной площадке. Шло время, а Чонхи все не возвращалась. «Может, она спит?» – подумала Хеин и снова позвонила в дверь, но по-прежнему безрезультатно. Пока ждала, Хеин несколько раз спустилась и поднялась с пятого этажа на первый. Время шло, она сдалась и снова села перед дверью. Чонхи велела ей всегда носить с собой ключ от квартиры, и теперь Хеин корила себя за то, что ее не слушала. Когда руки и ноги совсем заледенели и стало казаться, что кожа вот-вот растрескается от холода, появилась Чонхи.