Безмятежность - [12]

 Мы с мамой шумно радовались, а папа насмешливо изогнул рот:

 - Надо будет обменять его на какую-нибудь приличную еду.

 Жизнь наша была полна событиями. Однажды мы встретили в открытом море лодку с туристами. У них испортился навигатор и они четыре дня болтались по морю, то и дело, переругиваясь и меняя маршрут. Они смотрели на нас, как на спасителей: ведь и вода и еда и топливо в их лодке закончилось. Папа хотел дать им воды и топлива, карту и указать маршрут, но они так умоляли, что пришлось взять их на борт и отбуксировать их лодку до Коста-Рики.  Папа втолковывал им, что никогда нельзя полагаться только на технику и на судне надо обязательно держать компас и карты. Но они не слушали его и, перебивая друг друга, рассказывали о своих злоключениях.

 На Коста-Рике нас встретила целая толпа: родственники туристов, журналисты с камерами, полиция и спасатели. Ослепительно щелкали камеры, папу и туристов окружили журналисты, перебивая друг друга, задавали вопросы. Говорили на испанском. Я совсем не знаю этот язык, но папа отвечал так складно, как будто самый настоящий испанец. Я запряталась в трюм и не вылезала оттуда, пока журналисты не ушли. Потом в газетах появилась фотография папы и спасенных туристов. Статья была на испанском, я не смогла её прочесть. Только вырезала, разместила в рамке и повесила в кают-компании. 

 А ещё у нас после этой истории снова появились деньги.

 Другое событие было трагичным. На наших глазах  одного из рыбаков покусала акула. Акула была небольшая, рыбак – старый и он осталась жив. Но когда папа принял его на борт, мама обработала раны, и мы во весь опор рванули к ближайшему берегу, нас настиг катер кубинской полиции.  Они перерезали нам путь, приказали остановиться и ещё что-то кричали в мегафон. Потом поднялись на борт, вооруженные и злые, забрали своего рыбака и обыскали «Нику». Папа стоял на палубе, заложив руки за голову и лицо его было бледным.

 Потом полицейский катер отчалил. Я всё время вспоминала раненного моряка и акулу, и море стало таить в себе скрытую угрозу.

 - Как же так, папочка? – спрашивала я. – Неужели в море нет спасения от этих тварей?

 - От тварей нигде нет спасения, - задумчиво отвечал папа.

 В Карибское море жило такой же веселой жизнью, как наша. Города, в которых нам доводилось бывать, часто пестрели карнавалами, папа то и дело встречал знакомых. Две недели мы провели с дядей Чаком, папиным другом. Вместе с ним мы трижды принимали участие в скоростных регатах и один раз даже выиграли. Кубок отправился в стеклянный шкаф кают-компании, где уже стояли разные статуэтки, кубки и чаши. Когда я была совсем маленькой, то играла ими, как с куклами. Наряжала в тряпки и устраивала балы. А на стене возле шкафа висели в рамках разные красивые бумажки с печатями и вырезки из газет на разных языках мира. Папа в шутку называл это: «Стена Славы».

 Мы много катали туристов, на Нике звучала разноязыкая речь и разнообразная музыка, но каждый час, на несколько минут, папа выключал все источники звуков и слушал эфир. Чтобы случайно не пропустить сигнал SOS. У моряков так принято и это мне очень нравится. Это дает надежду, что если стрясется беда – тебя услышат и придут на помощь.

 Так и случилось однажды. Только в беде оказались мы. И это случилось на Ямайке.

 Та страшная ночь словно разбила моё детство на осколки воспоминаний, а в сердце с тех пор поселилась постоянная тревога. Ожидание беды.

 Может быть, беда витала над нами ещё в Средиземноморье, но я не чувствовала её вот так: всей кожей, всеми внутренностями. Теперь же я видела её разрушающий след. Изуродованное лицо моей мамочки, синяки на её теле, корпус «Ники» продырявленный пулями, разорванный парус, палуба в крови моего папы…

 В моём сознании не укладывалось: как такое вообще может быть?

 Мы пошли к папе только через день после этой страшной ночи. Около его палаты дежурил полицейский. Я потянула маму за руку и зашептала ей в самое ухо:

 - Папу считают преступником?

 - Нет, - так же шепотом ответила мама. – Он свидетель.

 В моём представлении свидетель – это тот, кто что-то видел.

 - А зачем его охраняют?

 Мама не ответила, только сильнее сжала мою руку.

 Полицейский приветливо кивнул нам, и мы вошли в палату.

 - Софи, детка, как же я рад тебя видеть!- прозвучал папин голос, но папу я совсем не узнала. У него был сломан нос, под глазами расплывались багровые круги, он весь был утыкан проводками и трубками, но увидев меня сразу стал улыбаться папиной веселой белозубой улыбкой.

 Я подошла к нему ближе и хотела взять за руку, но правая рука была замотана бинтами, а из левой торчали иголки и трубки.

 - Ну, как, Софи, похож я на дикобраза? – продолжал веселиться папа. Я прижалась к маме, мне захотелось плакать.

 Привет, Ник! – мама, как ни в чем не бывало, сняла темные очки, наклонилась и осторожно поцеловала папу в губы.

 - Привет, бандитка, - с нежностью  отвечал папа. – Тебе в десанте надо было служить, а не палубу драить.

 - Софи побудет с тобой. Мне в полицию надо.

 - По тому… с гарпуном? – спросил папа.

 - И по второму,  с ракетой, - в тон ему ответила мама.