Безликая - [7]

— Ты все еще спутан заклинанием немоты? Что за ерунда!

Пальцы тянутся, ноготь больно царапает мастера за ухом.

— Но я ничего не ощущаю! Говори.

…Стань кленовым листом. Вообрази каждую его прожилку, каждый зубчик; его глянцевитую поверхность снаружи или бледную изнанку… Как ветер дергает его, пытаясь сцарапать с ветки…

— Хорошо!! — маг пристроил книгу на широкий подлокотник, рядом со скованной рукой Квадриги. — Думаешь, я не понимаю, о чем здесь написано? Смотри!

Черные буковки-букашки разбегаются с желтоватых страниц. Или это черные мошки мельтешат перед глазами от напряжения и боли?

— Коротышка влюбился в ведьму! Какая трогательная история…

…Стань кленовым листом. Представь его цвет, дырочки на нем, его запах, и звук, с которым лист колотится под ветром. Мысленно сожми его в ладони.

— Ты презираешь простого дознавателя? Тогда откройся магистру Хоррхола!

Лоскут черного бархата, налепленный на пергамент, не мог оставаться мягким и гибким. Он гнулся складками и скрипел, замахиваясь книгой.

Серебряным уголком ткнул Квадригу в лицо.

— Говори: где Рагнейда?! И я позабочусь, чтобы вы умерли в один день.

Из рассеченной губы побежала кровь. Фей кончиком языка поймал соленую каплю.

Глаза магистра затянуло поволокой — как у лекаря Бастиана, когда тот собирался утолить Жажду без посредства чаши. Он облизнулся и подался к пленнику.

— Сладкий мой… Знаешь, что бывает с теми, кто мне сопротивляется?! Я выцежу из тебя кровь… По капле… Чарами отберу твою силу. Ты будешь молить меня о смерти, раб!

«Ты продержись, сколько сможешь».

…Стань камнем или деревом. Почувствуй, как на них светит солнце или капает дождик…

— Маги — это маги! Остальные — рабы и тлен. Не стоило ей мешать мне. А уж тем более — тебе становиться между нами. Тебя раздавит в прах, как попавшего между шестернями жука.

Мысленно перелистать торговые записи. Какой у нас был доход, допустим, тринадцатого числа месяца просинца[3] за прошлый год? Вот ржа, не помню! А издержки? Кто тюкнул любимый кувшин из обливной глины? Племянник, между прочим, так и не сознался…

— Все так удачно получалось. «Наследники» убивают ее, грабят и бросают в море, — скрипел магистр. — Мы находим тело и мстим, объявляя Гон, большую охоту на оборотней. Протомагистр в столице получает горсточку праха, я остаюсь при своих… и однажды, как знать, занимаю его место… И тут ты лезешь в расклады, путаешь с таким трудом сплетенную сеть.

Думать о постороннем, мурлыкать дурацкую песенку. «Твои глаза — две пчелки, ужалившие меня в печенку…» Разбитые губы Квадриги растянулись в улыбке.

Легко ловить глупых мушек. Но если в сети запутался шмель — горе пауку.

Магистр храма Хоррхола… Паяц, смешно дергающийся на ниточках. И совсем не страшный.

— Она не должна была! — плаксиво выкрикнул магистр. — Не смела тебя этому учить! Я убью ее!

Пот, льющийся по лицу, готовые порваться жилы на висках, стиснутые добела кулаки, корчующие браслеты из подлокотников. Сначала левый. Потом правый. Вместе со стержнями, на которых они держались.

— Я… не… раб!

Магистр отступал, заслонившись книгой, похоже, начисто забыв, что умеет колдовать. До смерти напуганный маленьким человеком, что поднимался, опираясь на изувеченные подлокотники, и падал, и поднимался снова. А потом полз следом на локтях, волоча все еще парализованные заклинанием ноги.

И уже после, когда вбежавшие стражники уложили Квадригу счетверенным магическим ударом, магистр вымещал этот страх, пиная бесчувственное тело под ребра и в лицо, не в силах остановиться.

Заплечных дел мастерам досталось немногое.

Человек на дыбе был центром мироздания. Дубовая скамья. Два вращающихся валика — в изголовье и в изножье. Четыре ременных петли. Накрученные на валик веревки. Колеса со спицами — как у колодезных воротов. Чтобы легче было поднимать руду из штольни или воду. Или растянуть тело так, что конечности вылетают из суставов и рвутся сухожилия. И когда веревки приспускают, и когда натягивают — одинаково больно.

И когда Квадрига очнулся сам по себе, а не от ведра воды, вылитого на голову, и увидел пляску сполохов на кирпичных сводах над собой, это показалось всего лишь продолжением кошмара.

Вокруг шипел огонь и лязгало оружие. И сквозь хаос битвы непонятно кого и с кем двигалась — не с помощью железа и заклинаний — а просто воплощенная сила, сметая все на своем пути. И став женщиной в багряном плаще и золотой маске, опустилась рядом на колени.

— Фей! Ты живи. Пожалуйста…

Дело о пестрой курочке, 1 глава Мир для двоих

Месяца красеня тринадцатое число Филогет Квадрига коротал в одной из своих лавок в нижнем городе. Ювелир, купец, глава торгового дома и просто добрый человек подменял там захворавшего лавочника. Болезнь настигла паренька внезапно, хотя простуды не редки по весне и осени в приморском Хоррхоле, продуваемом всеми ветрами. Магов лавочник опасался, хотя для хоррхольца то и неприлично — ибо маги несли простым горожанам и селянам мир, просвещение, здравие и вовсе Свет Корабельщика. Хотя, если подумать как следует, боялся бедняга скорее за толщину своего кошеля. А к хозяину или кому еще кидаться одалживать не спешил — как говорится, давила жаба. Простые же лекари, как всем известно, с насморком сладить не умеют. Разве что утишат свербение в носу, хриплый кашель и томление в теле. Потому жадина отлеживался в задней комнате, пил травяные настои и мазал ноги и грудь барсучьим жиром, обвязывая поверху платками из собачьей шерсти. Сам же Филогет, бросив сражаться с упертым парнем, встал за прилавок. Откровенно говоря, мастер скучал. И дом полная чаша, и дело, отлаженное, как часы, и даже книги и посиделки в «Удавленнике» — одной из лучших и злачнейших корчем Хоррхола — перестали его радовать. И хотя после столкновения с покойным магистром Ордена Пламени телесные раны Филогета успели зажить, то душевную растравило еще сильнее.