Безголовый - [2]
Конечно, в те годы я рос как на дрожжах, и заменять головы приходилось чуть ли не каждый год. Это сейчас я обзавелся постоянной башкой со смазливым личиком, и когда нашептываю в микрофон на животе слова, голос звучит из динамика во рту. Голова вполне сносно сидит на плечах, но как только дверь моей квартиры захлопывается у меня за спиной, оставляя головастых, вечно ухмыляющихся умников снаружи, я тотчас закидываю обрыдший механизм в угол.
Из-за этой-то поддельной головы я и настаивал, чтобы девчонка потушила свет и задернула шторы. Авось ничего не заметит в темноте. Не профессионалка же она, в самом деле.
— Слишком жарко, — жаловалась она.
Тут она права — жара стояла адская, а кондиционера в ее комнатенке почему-то не было.
По ее словам, домовладелец считал кондиционеры излишней роскошью, а коли кто из жильцов такой неженка, то бога ради, он не против, пускай обзаводится дорогой безделушкой за свои кровные.
— Я обязательно куплю себе кондиционер. Вот только поднакоплю немножко, и куплю.
Я сразу смекнул, куда она клонит. Девка, она всегда девка и есть, и вытянуть из мужика хоть что-нибудь — для нее святое дело. Чего еще ждать от особы, с которой познакомился в городском парке на скамейке полтора часа назад? Я вовсе не намекаю, что она так зарабатывает на жизнь. Ведь оглядела же она меня раз сто с головы до пят, прежде чем пригласить в гости, и, должно быть, я ей пришелся по сердцу.
Я спросил, есть ли у нее хотя бы вентилятор.
— Нет, — ответила она.
— Отчего же? — поинтересовался я. — Ведь приличный вентилятор стоит всего ничего, каких-то десяток долларов?
Люстру она потушила, но шторы так и не задернула. Света из окна как раз хватало, чтобы разглядеть наивную улыбку на ее лице.
— Двадцать пять, — ответила она и снова улыбнулась. — Приличный вентилятор стоит никак не меньше двадцати пяти. Я на днях приценивалась.
Несомненно, она наведывалась только в специализированные магазины.
— От силы пятнадцать. — Я назвал адрес небольшой лавочки на своей улице. — Ты наверняка была в специализированном магазине, а там все втридорога.
— Слушай, давай завтра встретимся часиков в шесть, и ты отведешь меня в ту лавчонку, — предложила она. — Если там действительно все так дешево, то я сразу куплю себе вентилятор.
Я, кивнув, призадумался.
Какая все-таки странная штука — жизнь, если столь очаровательную девушку, как она, можно запросто умаслить дешевым вентилятором. И вообще, пообещав ей вентилятор, завтра я запросто могу передумать и дать ей от ворот поворот. Хотя вряд ли, завтра мне снова захочется ее увидеть, и она прекрасно об этом знает. Сказать по правде, преподнести ей недорогой подарок даже приятно. А потом мы, безусловно, заглянем к ней на чашечку кофе, и…
Надеюсь, теперь понятно, почему я сразу согласился?
Все же свет из окна чертовски мешал, а встать и обойти ее, чтобы задернуть шторы, не было никакой возможности.
— Зачем тебе полная темнота? С опущенными шторами мы вмиг задохнемся.
— Понимаешь, я стесняюсь раздеться, когда на меня смотрят.
— У тебя, поди, грудь безволосая? — Она хихикнула и сунула теплую ладошку мне за пазуху. Наткнувшись, к счастью, на брови, поспешно выдернула руку. — Нет, волосы на месте.
— У меня тело не такое, как…
— Покажи мне мужчину с телосложением, как на рисунках в анатомическом атласе, и я тотчас постригусь в монахини. А у тебя что? Родимые пятна?
Меня так и подмывало ответить «нет», но в некотором смысле я действительно отмечен с рождения, так что я сказал «да». Тут неожиданно стало совсем темно.
Хоть она и не трогалась с места, я все же спросил:
— Ты что, задернула шторы?
— Нет, просто в магазине напротив погасили рекламу.
Я услышал, как она расстегивает застежку-молнию.
Интересно, что она снимает?
Конечно, платье, что же еще!
Я тоже стянул рубашку и попытался избавиться от опостылевшей башки, но, как назло, заело пряжку.
Я подумал, что черт с ней, не придется разыскивать в потемках, когда соберусь домой.
Глаза мало-помалу привыкли к сумраку, и я разглядел силуэт девицы.
А видит ли она меня?
— Ты меня видишь?
— Нет.
Я скинул ботинки.
Пускай голова остается, но брюки и белье снять непременно нужно.
Она хихикнула, и я понял, что кое-что ей все же видно.
— Отвернись, я стесняюсь.
— Чего тебе стесняться? Ты же прекрасно сложен. Плечи вон какие широченные, а грудная клетка, та вообще…
— У меня лицо деревянное.
— Что правда, то правда, улыбчивым тебя не назовешь. А где же родимые пятна? На животе?
Она вытянула руку, но до моего лица — я имею в виду настоящее лицо — не достала.
— Именно, — подтвердил я. — На животе.
На фоне темной стены было отчетливо видно ее тело, но лица не разглядеть — голова терялась в тени.
— Да не комплексуй ты из-за пустяков, все мы не без изъяна. Вот я, например, когда была маленькой, считала, что у меня в пупке лицо.
Я рассмеялся. Шутка показалась столь потешной, что я захохотал, да так, что наверняка переполошил полдома. То-то удивились бы соседи, узнай они, что слышат утробный смех — единственный настоящий утробный смех на всем белом свете.
— Не смейся, я и вправду так думала.
Она тоже рассмеялась.
