Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше - [70]
Таким образом, Верховный суд Германии заявляет, что символ неравноправного обращения с дамами следует допустить, чтобы помешать неравноправному обращению с ними.
И чем дольше я размышляю об этом тезисе, тем более идиотским он мне кажется – потому что он… верен. Также и остальная аргументация судей подкупает: религиозное облачение – не проблема, коль скоро носящие его не воздействуют на детей вербально. Присутствие религиозных педагогов отражает мировоззренческое многообразие нации и вовсе не означает отождествления государства с религией – как в случае, когда в классе выставлено распятие. И что еще гораздо более важно: головной платок, по мнению судей, ни в коем случае не приводит к предположению, что те, кто его носит, противостоят человеческому достоинству, равноправию, основному праву свободы или демократии. И именно здесь нужно довести до логического предела длинные рассуждения судей: важно не то, что надето на голове, а содержимое этой головы. Мне эта точка зрения не по душе, так как я по-прежнему считаю, что государственные образовательные учреждения и их несовершеннолетние клиенты должны быть как следует защищены от доступа иррациональных идеологий. И, судя по тому, что я узнал из общения с религиозными людьми, часто бывает так, что прежде всего те, кто выражает свою религиозность ношением особой одежды или украшений, рано или поздно могут захотеть убедить своих ближних в мнимой истинности своего мировоззрения – что несовершеннолетние часто воспринимают просто как детскую игру. Ни головной платок, ни висящий на шее на цепочке крестик сами по себе не означают, что те, кто их носит, вследствие религиозного уклона непригодны для государственных учебных заведений, но в определенных случаях могут оказаться первым намеком на это.
Конечно, отсутствие религиозного облачения тоже не гарантирует того, что мировоззренческая или политическая позиция человека вполне пригодна, чтобы доверить ему тонкую задачу – способствовать росту детей и подростков в политическом климате демократии, просвещения и самоопределения.
И поэтому я завяз в своей дилемме как председатель правления «килы»: мне бы не хотелось отдавать ни своих, ни чужих детей под педагогическую опеку человека, чья одежда выдает принадлежность к идеологии, которая несовместима с принципами открытого общества. Но в то же время я не хотел бы и делать опрометчивых заявлений о людях, которые по причинам своего социального окружения вынуждены носить эту одежду или вопреки своим верованиям также умеют худо-бедно выполнять свою педагогическую работу, как и те, кто идет по жизни, не будучи обременен религиозностью.
Однако сильнее всего меня беспокоит то, что я ни в коем случае не хочу быть обвинен в исламофобии, ведь едва ли какой другой термин дает повод для столь сложной дискуссии, как этот, потому что он чудовищно неточен, и, должно быть, это так и было задумано… Ибо за этой концепцией войны, выдуманной исламистами, насчет которой левые, правые, мусульмане и христиане вовсю вешают друг другу лапшу на уши, скрывается единственная тактика – задушить критику ислама в зародыше. С помощью этого термина («исламофобия») всякого, кто отважится хотя бы поставить под вопрос исламские заповеди, мгновенно могут заставить замолчать.
Когда недавно объявили, что исламское правительство в Турции официально узаконило детские браки, правительство Швеции отреагировало резкой критикой, которую господа из Анкары мигом освистали как исламофобию, и международная среда уже было успокоилась>100.
Но этот термин используют не только исламисты, то есть сторонники правовой системы, основанной на законах шариата. К сожалению, исламисты могут многих более либерально в политическом плане мыслящих людей снова и снова называть исламофобами – как антимусульманских правых популистов, так и смелых критиков религии – и при этом вести себя глупо, как исламисты, которые вообще ничего не желают знать о либерализме.
И вот окончена популистская вечеринка: всякий, у кого осталась искорка разума, отвергнет политический ислам так же, как и правый популизм, и все же мы постоянно обвиняем друг друга в недооценке или в демонизации одной из этих двух идеологий и, критикуя одну, укрепляем другую. В некоторых кругах нельзя даже заикаться о критике ислама или обсуждать фактически существующие проблемы в исламских параллельных сообществах, ибо тотчас станешь «исламофобом», который – «не ровен час – выберет АДГ[84]». Зато в иных кругах осторожный намек на то, что не все люди с черными волосами – мусульмане и не все мусульмане – исламисты, означает уже, что вы – «левый чувак», который несет ответственность за закат христианской Европы.
Объективные дебаты в таком случае уже невозможно вести ни с какой стороны, но именно этого хотят достигнуть правые и религиозные популисты: чтобы сторонники открытого общества перессорились друг с другом – и это их час, час демагогов, которые «могли бы праздновать свой успех, достигнув полуправд», как выразился мой друг Михаэль Саломон-Шмидт.
И, главное, не так уж трудно навести порядок во всех этих понятиях!
