Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше - [68]

«…быть минимум девять и максимум одиннадцать миллиметров длиной?» – я закончил его фразу, избавив его от одышки и думая уже, что он вот-вот рухнет. Но вместо этого он схватил меня за плечо и потащил меня к одной из машин, которые были почти готовы к выпуску.

«Эту часть мы пошлем в Индокитай за миллион евро! – Он перешел на свой обычный крик и рывком распахнул дверцу огромной машины размером с домашнюю сауну. Мы оба созерцали ее сложнейшую внутреннюю жизнь, состоявшую из тысячи деталей. – Слишком длинный тут кабель или слишком короткий – один хрен, главное – чтобы он соединял! Но если ХОТЯ БЫ ОДНА из чувствительных частей машины превысит допуск (Toleranzwert[81]), то вся система будет нарушена! А теперь я вас спрошу! – Он заорал: – Что тогда произойдет?!»

«Машина остановится?»

«Вот именно, черт побери! – Его слюна отлетела мне прямо в лицо. – И тогда – все псу под хвост, это ясно?!»

«Так точно!» – Я едва не отсалютовал ему.

«А во сколько вы отштампуете?»

«Завтра в семь утра, как вы и…»

«А вот и нет – в семь часов две минуты! При нулевом допуске! – Он прилепил эскиз мне на грудь и добавил: – Еще одно опоздание, и я вас отсюда выгоню ко всем чертям! А теперь за работу – и чтоб кровь из носу!»

В тот вечер я слегка «поддал» с моим соседом, а потом так долго обсуждал с ним отклонения в системах, что на следующее утро проснулся в половину одиннадцатого и лишь после крепкого кофе отправился в цех, чтобы выслушать прощальный ор шефа и собрать вещи. И так уже понятно, что техник из меня – никакой, но в этот день я все же узнал, что различные значения понятия «толерантность» справедливо обозначаются одним и тем же словом: всякая система имеет свою норму, причем некоторые части системы допускают большую степень толерантности, чем другие, не позволяя системе сломаться. Толерантность, следовательно, – не всегда доброе дело, но она всегда задает границы, при которых система сохраняет стабильность.

В более крупных объединениях есть части, которые, подобно кабелю в машине, хотя и чертовски важны, однако не столь важно, насколько точно они слажены, – главное – что они есть! Мода, изобразительное искусство, музыка, театр, кино, архитектура, литература, сатира, но и такие сферы, как дружба или любовь, допускают максимальную степень разнообразия. Их существование важно, но их форма предлагает почти безграничное пространство для творчества.

Однако другие сферы предполагают меньшее отклонение от нормы, и таковы главные элементы механизма нашего открытого общества: демократия, одинаковые законы для всех и разделение власти; равноправие индивидуумов и все формы свободы, которыми может пользоваться индивидуум, не ограничивая при этом свободу других: свобода выражения мнений, свобода печати, свобода науки и искусства, но также и религиозная свобода, то есть право на то, чтобы свободно выбирать свое религиозное мировоззрение, как и свою неприверженность какой-либо религии.

К счастью, мы (уже) не живем внутри механизма, который спроектирован каким-то холерическим деспотом и собран его подмастерьями – хотя и остались некоторые группы лиц, желающие снова повернуть колесо времени вспять, – а живем мы в общественной системе, у которой есть два существенных признака: она открыта изменениям и предоставляет каждому человеку право на свободу – при строгом условии, что степень допуска, или толерантность, в этих наиболее чувствительных частях машины не превышена.

Значит, если отдельные члены социума или целые социальные группы в рамках чувствительной зоны отклоняются от нормы, то этим они угрожают вывести из строя всю систему: они угрожают подрывом демократии, игнорированием законов правового государства, противодействием исполнительной власти, например – прокуратуре или полиции, – всеми действиями, которые однозначно преступают границы толерантности в открытом обществе.

Поэтому нам следует спросить себя: будем ли мы терпеть дискриминацию людей? Позволим ли мы, чтобы социальные группы ограничивали личное право своих членов на свободу? Бывают ли случаи, когда ограничивается свобода слова или свободы прессы, искусства или науки? И не должны ли мы констатировать также случаи, когда людям чинят препятствия в свободном выборе религиозной веры или, наоборот, принуждают их к участию в религиозных обрядах без их согласия?

Если мы хотя бы на один из этих вопросов ответим утвердительно, то все чувствительные датчики нашей системы должны включить сигнал тревоги – ведь тут самые основания наших свобод оказываются под большой угрозой. И при этом совершенно неважно, кто и по каким мотивам угрожает нашим свободам – угрозу необходимо пресечь и тем самым защитить наши свободы.

Итак, если стоматолог пишет, что не понимает, как нанимающиеся на работу дамы представляют себе толерантность, то правильно ли он использует этот термин? Не лучше ли ему следить за толерантностью (в техническом смысле) в тот момент, когда он ставит пациенту зубную коронку?

Давайте на минуту представим себе его стоматологическую практику как машину, в которой имеются разные рабочие зоны и соответственно разные зоны допуска (^толерантности), и спросим себя: может ли головной платок дамы, желающей стать ассистенткой дантиста, вывести из строя эту машину? То есть находится ли головной платок наверняка в одной из чувствительных зон и преступает ли он там допуск так, чтобы вышла из строя вся система зубоврачебной практики?