Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше - [61]
«Ну, было бы лучше, если бы дебаты начались не на родине холокоста, чтобы у нас остались окольные пути. Но теперь…»
Михаэль переводит дух.
«Прежде всего нужно сказать, что дебаты изначально были инициированы евреями, которые называют себя “евреями против обрезания”. И, конечно, антисемиты выползут из своих чертовых нор и постараются запрыгнуть в наш трамвай, хотя это не имеет никакого отношения к нашим заботам об организации защиты детей и оказанию им врачебной помощи. Кроме того, здесь действует обычное правило, – теперь снова слышно, что Михаэль улыбается. – Если вы хотите одолеть демагогов, то следует соглашаться с ними там, где они правы, иначе они будут торжествовать со своими полуправдами!»
«Ты это только что придумал?» – интересуюсь я.
«Чепуха, я – писатель, такие фразы – мой хлеб насущный! – Снова слышно, как там звонит телефон. – В общем, пока…» – шепчет он весело в трубку и исчезает из эфира.
«О’кей, скоро позвонят из редакции, Филипп! – Вальтер смотрит на часы. – Потом давай все повторим, лучше всего начать с наших общих принципов. Готов? Я теперь буду играть роль редактора, идет? —
Он откашливается. – Итак, господин Мёллер, какие же принципы лежат в основе вашего комитета, выступающего против не имеющего медицинских показаний обрезания детей?»
«Ну… – Я тоже прочищаю горло. – Циркумцизия, то есть необратимая ампутация крайней плоти пениса у мальчиков, есть, в первую очередь, рискованное и болезненное оперативное вмешательство, при котором удаляется большая часть чувствительной ткани пениса».
«Около семидесяти процентов», – добавляет Беата. «Я знаю».
«Так скажи!» «Но…» «Никаких “но”! – она строго смотрит на меня. – Цифры всегда полезны, чем конкретней, тем лучше».
«Ну ладно! – Я мысленно ищу красную нить. – С этической стороны эта операция представляет собой грубое нарушение права на самоопределение и права человека на физическую неприкосновенность, а эти права куда важнее, чем религиозные убеждения родителей. – Я минуту раздумываю. – К тому же медицинские аргументы в пользу ампутации крайней плоти сегодня устарели, потому что сокращение крайней плоти, как известно, теперь нормальный случай. Среди педиатров в последние годы имело место решительное переосмысление, как считает и федеральная ассоциация детских и подростковых врачей»>84.
«Очень хорошо! – Беата улыбается, хотя и едва заметно, но все же впервые. – Но обрезание крайней плоти – это ведь не просто пустяк, как, скажем, прокалывание ушных мочек?»
«Нет, а именно нет по пяти причинам. Во-первых, при обрезании удаляется столько ткани – около пятидесяти процентов кожи пениса! – что вы должны, скорее, сравнить это с ампутацией ушных мочек. Соответственно, во-вторых, боль при той и другой операции просто несравнима, это связано с тем, что крайняя плоть содержит около 20 000 нервных окончаний, что, в-третьих, означает, что при обрезании удаляется самый чувствительный орган мужского тела. К тому же крайняя плоть – в-четвертых, в противоположность ушным мочкам, несет еще и биологическую функцию. – Я гляжу на Беату и соображаю, потом мне приходит в голову пятая причина. – Кроме того, и прокалывание ушных мочек у детей мы считаем также проблематичным, хотя и в меньшей степени, чем ампутацию крайней плоти. Наше требование таково: каждый человек должен сам решать, делать ему обрезание или не делать!»
«Но, господин Мёллер! – вставляет опять Вальтер изменившимся голосом. – Чем позднее это делают, тем это хуже! Поэтому лучше всего делать это с новорожденными, которые и не вспомнят об этом!»
«Да, так считалось долгое время! – Я не могу не усмехнуться. – Но так и обстоит дело с религиозными вопросами: рано или поздно они разбиваются о действительность. Раньше в самом деле думали, будто грудные дети не чувствуют боли, но, к сожалению, все наоборот! Новорожденные, в противоположность взрослым, а также более старшим детям, еще не знают, что боль проходит. Поэтому мозг не выделяет эндорфинов, делающих боль терпимее. Один человек по имени…»
«Борис Церников», – подсказывает мне тут же Беата.
«Точно, он возглавляет немецкий центр по изучению детской боли и обнаружил, что обрезанные дети при вакцинациях выдают значительно больше гормонов стресса, потому что из-за несмягченной боли в момент обрезания может сформироваться специфическая память о боли»>85.
«Что же – обрезание делать позже? – Вальтер откидывается на спинку стула. – В возрасте поступления в начальную школу, как у мусульман?»
«Тоже нет. Хотя я могу понять, что лишь у немногих мужчин хватит смелости говорить об этом, но мой коллега Али Утлу при нашей первой встрече выразительно описал, как его обрезали в пятилетием возрасте, – такое не забывается!»
«Может, и так! – Беата, помедлив, берет шарф и ненадолго обматывает его вокруг головы. – Но, как мусульманская женщина, я скажу вам: обрезанные мужчины просто гигиеничнее!»
«Немытые обрезанные мужчины, возможно, гигиеничнее, чем немытые необрезанные мужчины. – Головной платок Беаты меня немного раздражает, но она и ухом не ведет. – Но по сегодняшним стандартам гигиены нет никакого повода для обрезания – а только для мытья!»
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Эта книга — первое современное научное объяснение веры в Бога, духовного опыта и приобщения к высшей реальности, мистических озарений, действия молитв, религиозных обращений, общения с духами, околосмертных видений, переживания выхода души из тела и других явлений, которые обычно связывают с божественным присутствием или действием сакральных сил. Мэтью Альпер — один из основателей нейротеологии, самой перспективной на сегодняшний день области научных исследований религиозной жизни, духовности и мистицизма.
Об этом человеке мало что известно широкой публике. Главное произведение его жизни ни разу не публиковалось за последнее столетие в полном виде, в то же время трудно сравнить с ним по мощи, смелости, силе выразительности какую-либо другую книгу, написанную о следовании за Христом в ХХ веке. Этот человек — архимандрит Спиридон (Кисляков), эта книга — «Исповедь священника перед Церковью». Анархист, бунтарь, чудак, бесстрашный миссионер, протопоп Аввакум ХХ века, мистик, нашедший на Первой мировой войне свой путь в Дамаск, обличитель, которого «после всего этого» пожалел и уберег патриарх Тихон… Забытое имя возвращается, великая книга о подлинной свободе во Христе выходит.
Увлекательная история литературных подделок в Древнем мире, написанная одним из самых известных в мире специалистов по Библии и раннему христианству. Почему авторами многих христианских евангелий, посланий, трактатов и откровений были совсем не те люди, которым их приписывают? Можно ли считать библейские тексты подделками? Зачем неизвестные христианские авторы сознательно обманывали своих будущих читателей? Как работали фальсификаторы раннехристианских текстов? «Великий обман» – это прекрасно изложенная, научно обоснованная, богатая фактами и примерами, драматическая история борьбы за истину.
Как появились популярные представления о божественной сущности, высшем благе, вечных ценностях, бессмертной душе, истине, смысле и первопричине всех вещей; о чем мы говорим, когда говорим о духовной жизни, душе и Божьем промысле; почему религиозные представления — это знание ни о чем; что мы находим, когда начинаем искать Бога в мире и в истории; есть ли разница между истинно верующими и чудаковатыми поклонниками эксцентричных вещей; почему в религиозной жизни так много истерии и невежества, делает ли вера совершеннее человека и мир; почему политики так хорошо относятся к религии.