Без труб и барабанов - [46]

Ольга обернулась через плечо, внимательно посмотрела на мужа.

— Мартин. Зачем ты мне это говоришь?

— Оля, я вчера читал… знаешь… вот в Костроме французские туристы полдня без электричества просидели… и бумаги туалетной в номерах не было.

— Мартин. Я не французский турист. Я еду к близким родственникам, — напомнила Ольга.

«Близкие родственники». Blizci pribuzni… Это прозвучало странно. Какая была племянница Наташа? А дочь ее Женя? И почему Таня ни разу не обмолвилась о муже? Развелись? Овдовела?

Таня просила две тысячи долларов. Сумма приличная, но не безумная. Потому думать, что сестра зовет к себе только из-за денег, не хотелось. Вот что: деньги — это просто повод наконец-то помириться. Таня всегда была гордая, ей трудно было сделать первый шаг — потому и сумма немаленькая, маленькая выглядела бы неубедительно… О том, что в Военграде ждут ее не просто так, а с деньгами, мужу Ольга не сказала. Он бы всех этих тонкостей политеса не понял и, пожалуй, рассердился бы, что сорок лет от человека ни слуху ни духу, а тут вдруг вынь да положь ей круглую сумму. Только Оля могла понять и извинить трогательную нелепость Таниной просьбы. А следом приходила мысль — вдруг действительно что-то случилось… настолько плохое, что Таня, не желая видеть Ольгу, вынуждена идти на поклон… но что? болезнь? а доллары — на лечение? Тогда тем более нужно ехать. И если есть шанс вылечиться, то Ольга бы и больше нашла, детей бы попросила… ну и пусть, что сестра звала ее от отчаяния. Звала ведь. Вспомнила. Это ли мало?

— …и не вздумай там пить воду из крана! — закончил Мартин. А с чего он начал, Ольга за своими мыслями не услышала, поэтому кивнула рассеянно.

— Да-да… я не буду… — и через паузу спохватилась: — А почему?

— Оля. Ты как маленькая. Там хлорка. Там очень плохие, очень старые трубы. В них живут микробы. У тебя будет болеть живот.

— Живот. Болеть. Не о том ты думаешь, не о том!

— А о чем? — растерялся Мартин.

— Мы же это обсуждали. В Военграде нет чешских банков, ни одного. А в других выйдут слишком большие проценты. Мне придется везти с собой наличные. Много. Я боюсь, Мартин. А если я их потеряю? Или их украдут? Я не привыкла.

— Hlupak^1 ! — Мартин стукнул себя по лбу. — У меня ведь подарок.

Он стремительно ушагал в спальню и вернулся, держа за витую веревочку маленькую сумку-кошелек, нежно бирюзовую, с аппликацией-ромашкой вокруг замка.

— Что это? Это Таниной внучке?

— Оля, это тебе, — сказал Мартин серьезно. — Положишь сюда деньги, а сумочку повесишь на шею. Вот так, — и он надел себе на шею смешную девчачью сумочку. — Отсюда никто твои деньги не украдет!

На его широкой груди кошелечек смотрелся комично — невозможно было не улыбнуться. Она подошла, обняла, прижалась. Благодарно чмокнула в щеку.

— Ты самый лучший муж во вселенной, знаешь?

И он вдруг смутился. Она давно ему такого не говорила. Лет, может быть, двадцать.

— Кредитку все-таки возьми, — пробормотал. — Просто на всякий случай.

И Ольга чмокнула его в другую щеку.

— Все со мной будет в порядке! — И перевесила кошелечек себе на шею.

Билеты, взятые в сезон, бывают двух видов — дорогие или неудобные. Ольга, конечно, выбрала второй вариант. Тем более что прямых рейсов все равно не было, а ближайший аэропорт находился от Военграда километров за сто пятьдесят, и оттуда добираться на автобусе или на такси. Хоть Мартин и отговаривал, Ольга решила лететь с пересадкой через Москву.

— Мама, ну ты подумай! Одиннадцать часов в аэропорту сидеть! — кипятилась Верушка. — Если в деньгах дело, мы с Карелом тебе подарим эти билеты!

— Верочка, куда мне торопиться? — мягко возразила Ольга. — Ну и посижу, ничего.

Она любила самолеты. Мартин вечно трясся, как осиновый лист, в дьюти-фри покупал виски и потом сидел напряженный, отпивал из бутылки маленькими судорожными глоточками, глядя перед собой помутневшими и все равно абсолютно трезвыми глазами, в которых паника… а ей вот нравилось. Это было как аттракцион. Она старалась сесть у иллюминатора и смотрела, как стремительно отлетает земля — и все, что устроено на ней, становится игрушечным, будто красочный музейный макет. Смотрела и думала: какие же мы все-таки маленькие и глупые, человечки. И от этой мысли еще больше любила — своих, чужих, всех. Уши закладывало, голова становилась тяжелой, замирало дыхание — ну и что. Мир под крылом был такой красивый, такой крошечный и трогательный… а Мартин так ни разу и не решился сесть у окошка. Жался поближе к проходу и старательно не смотрел. Вроде взрослый, сильный мужчина. Ольга не понимала.

Стюардесс, проводивших инструктаж перед полетом, Ольга слушала в пол-уха. Сидела, лениво думала о том, что за последние пятнадцать лет самолеты стали удобнее, и совершенно напрасно Мартин их боится, и потихоньку ощупывала на животе, под легкой светлой ветровкой, сумочку, в которой лежали все деньги и документы.

Рядом оказалась милая девушка с малышом лет четырех. Они летели навестить папу, который уже полгода работал в Москве. За разговором полет прошел незаметно. Мальчик оказался на удивление тихий, он всю дорогу ковырял какую-то пластмассовую конструкцию-трансформер, сопя и сосредоточенно пытаясь оторвать хоть одну детальку, а перед самой посадкой тихо уснул.