Без покаяния. Книга 2-я - [57]

Зал бурлил больше обычного, хотя Бритт едва ли было с чем сравнивать. До нынешнего своего появления здесь она наезжала в Вашингтон раза два-три, не больше, да и то ненадолго. В 1991 году Бритт начала практиковать семейную адвокатуру в Атланте. Двенадцать месяцев спустя, когда американская политика жила под знаком Года женщины, Бритт выставила свою кандидатуру на место в законодательном органе штата Джорджия и с небольшим преимуществом одержала победу над соперником. Если бы она не имела уже кое-какого представления об уловках политиков, она вряд ли выиграла бы эту кампанию.

Все эти годы Бритт и Эвелин поддерживали отношения, и, когда Бритт выиграла сражение за место в законодательном органе штата, никто не радовался этому больше, чем ее свояченица. А когда в январе Бритт представилась другая политическая возможность, она позвонила Эвелин, чтобы спросить ее мнение.

— Рэндалл Вэфингтон решил не выставлять свою кандидатуру на перевыборах в Конгресс США, сказала Бритт. — Тут у нас, в Джорджии, многие положили глаз на освобождающееся место. Я тоже подумала, а не бросить ли и мне свою шляпу на это сиденье? Что вы на это скажете?

— Скажу, что из вас получится великолепная конгрессменша, Бритт, — ответила Эвелин. — Так что, если решили, действуйте!

И Бритт, которая точно знала, чего хочет, в марте выставила свою кандидатуру наряду с восьмеркой других желающих. Эвелин не могла поддержать ее публично из-за того, что принадлежала к другой партии, но заверила, что сделает все возможное.

Бритт приехала в Вашингтон для посещения комитета демократической партии по выборам в Конгресс. Стэйси Крам, обаятельный газетчик из Калифорнии, потратил на нее все утро, обсуждая с ней всевозможные вопросы текущего момента и снабжая необходимой информацией. Во второй половине дня Бритт отправилась к Джоксену, сенатору от Джорджии, — они еще раньше договорились вместе пообедать. Однако Эвелин перехватила Бритт и утащила ее на прием в госдепартамент.

— Не обещаю, что мероприятие окажется забавным, но все же оно отличается от политических встреч в Атланте.

Бритт полагала, что Эвелин наверняка поддерживает отношения с Элиотом Брюстером, но ничего о нем не спрашивала, надеясь, что та заговорил об этом первая. Так и вышло.

— Париж всегда нравился Элиоту, но они не оставят его там до скончания века, — сказала она. — Я слышала, в госдепартаменте его считают одной из восходящих звезд. Ходят слухи, что его прочат на должность помощника госсекретаря.

— Когда вы станете президентом, Эвелин, вы его самого сделаете госсекретарем. Вам же, в конце концов, не повредит один демократ в кабинете, не правда ли?

Эвелин рассмеялась.

— Мой путь к президентству скорее всего в тысячу раз длиннее, чем ваш путь в Конгресс, дорогая моя. Но спасибо за комплимент.

Больше об Элиоте ничего сказано не было. Но Бритт казалось, что его имя продолжает витать над ними обеими в течение всего последующего разговора, пока они добирались до госдепартамента.

В последнее время Бритт все чаще вспоминала его. Даже чаще, чем Энтони. Но, впрочем, что тут странного? Мертвые исчезают из памяти быстрее живых.

Эта мысль заставила Бритт направиться за порцией выпивки. Подойдя к стойке, Бритт протянула свой пустой стакан бармену в белом пиджаке и сказала:

— Водку с тоником, пожалуйста.

Наполнив стакан, он вернул его Бритт, и она отошла, размышляя, чем занять время, и высматривая, с кем тут можно поболтать. Внешняя политика занимала одно из последних мест среди вопросов, обсуждаемых среди конгрессменов, но ее эта тема привлекала всегда. Она потягивала свою выпивку и вспоминала посольский прием в Нью-Дели, где бросила первый взгляд на дипломатические игры. Однако в этом воспоминании присутствовал не столько сам прием, сколько Элиот. Тогда, хотя, конечно, она этого не осознавала, именно тогда он запал ей в душу. Вспоминалась ей и их последняя встреча на побережье. Это был очень печальный день, и не только потому, что он обозначил впоследствии конец целого периода ее жизни. Она сказала Элиоту, что многие вещи просто перестали для нее существовать. Тогда она совершенно искренне верила в это.

Элиот не сомневался, что она ошибается, что время целит все раны. Но он недооценил того, что, если человек слишком долго едет по одной какой-то дороге, наступает момент, когда возвращаться просто не имеет смысла. Именно такое с ней и случилось.

Бритт вовсе не считала, что смерть Энтони положила предел ее личной жизни. Возвращаясь в Джорджию, она не исключала возможности какой-то встречи и знала, что если человек ей понравится, то она не станет запрещать себе общение с ним. У нее даже было несколько непродолжительных связей, но потом одна из таких связей стала продолжительной.

Это произошло, когда она начала встречаться с Марком Джорданом, известным в Атланте хирургом. Он был на восемь лет старше ее и овдовел за год до гибели Энтони. Бритт дорожила их отношениями. Но вот по поводу развития этих отношений Бритт не спешила принимать решения. Она начинала адвокатскую карьеру, потом подалась в политику, а для матери-одиночки это куда как не просто. Поначалу она вообще отдавала все свои силы маленькому Тедди. К материнству относилась очень серьезно, раз и навсегда решив, что ее сын не должен быть обделен ни любовью, ни заботой, ни чем-либо еще…