Без покаяния. Книга 2-я - [56]

Она покачала головой.

— Нет, Элиот. Счастья на несчастьях других не построишь, а мы с вами в свое время перешагнули эту черту. Мы слишком много плохого сделали с вами вместе. Я не смогу быть в ваших объятиях без горестных и постыдных воспоминаний. Каждый час, что я тогда, осенью, провела с вами, оплачивается теперь моими мучениями и болью.

Элиот посмотрел на нее и заметил слезинку, выползшую на щеку из-под оправы защитных очков. Протянув руку, он снял их, чтобы увидеть глаза. Они были красными и опухшими. И она заплакала, закрыв лицо ладонями. Он одной рукой обнял ее за плечи, а другой — гладил по голове. Ее горе, ее неподдельные страдания он чувствовал и переживал очень остро, как свои собственные.

— Знайте, Бритт, я люблю вас, — вымолвил он наконец. — Это не переменится. Никогда не переменится. — Она заплакала еще горше, почти зарыдала, и это разрывало его сердце. — Не можете же вы страдать так всю оставшуюся жизнь, Бритт, — настаивал он на своем. — Вы должны перестать терзать себя.

— Я понимаю, — сказала она, — всхлипывая и пытаясь успокоиться. — И я справлюсь с собой хотя бы ради Тедди. Я просто обязана это сделать. Но сейчас… Нет, видно, не так просто преодолеть все это.

Элиот продолжал поддерживать ее за плечи.

— Конечно, прошло всего полтора месяца с тех пор, как погиб Энтони. Никто не говорит, что такие вещи забываются бесследно, но со временем, я уверен, горе притупится… А пока я прошу вас только не лишать меня последней надежды.

Бритт вытерла щеки тыльной стороной ладони.

— Поверьте, Элиот, я не ищу способа наказать вас. Я бы и рада утешить вас и ободрить, но увы… Я обязана быть с вами честной до конца, и я говорю вам — нет.

— Но вы хотя бы позволите мне вновь увидеться с вами? — спросил он с невыразимой болью в голосе.

Она прикусила губу, помолчала, потом медленно проговорила:

— Меньше всего я хотела бы сделать вам больно, Элиот, но, мне кажется, это никому из нас не принесет добра.

Он заглянул в ее заплаканные серые глаза с видом человека, потерпевшего поражение в суровой битве.

— Не говорите только слова «никогда». Пожалуйста.

— Хорошо, Элиот. Я не скажу его, этого слова. Но я ничего не могу вам обещать.

— Как я узнаю, когда придет время?

— Если такое время придет, я сама дам вам знать, — сказала Бритт.

— А тем временем я буду ждать. Все, что я могу, — только ждать.

Бритт кивнула, почти уже справившись с собой.

— Элиот, я не могу сказать вам ничего, что обрадовало бы вас. Многие вещи перестали для меня существовать.

— Верю, что вы говорите искренне. Но я хочу, чтобы вы знали: у меня есть все основания утверждать обратное. И я не откажусь от надежды. Ни за что не откажусь, — сказал он дрожащим голосом.

Бритт попыталась улыбнуться, но не слишком преуспела в этом. Она опустила глаза, повернулась и медленно пошла к своему шезлонгу. Элиот увидел, как легкий теплый ветерок шевелит прядь ее волос, и так отчаянно захотел ее, что с трудом смог с собою справиться. Потом он догнал ее, взял за плечи и повернул к себе, чтобы видеть ее лицо.

— Сейчас я уеду, — сказал он тихо. — Я уже достаточно терзал вас, для одного дня это слишком…

— Элиот, — сказала она чуть не плача, — мне бы не хотелось, чтобы вы так уезжали.

Его глаза подозрительно замерцали, но он умудрился улыбнуться. Затем он вернул ей на лицо защитные очки, наклонился и легонько поцеловал в губы. Бритт поначалу отпрянула, но потом взяла его за руку. Однако взглянуть ему в глаза все же не смогла, а лишь прошептала:

— Я так виновата… Мне бы хотелось, чтобы ничего этого не случалось.

— Что бы вы ни говорили, нас соединяет нечто совершенно особое. Никто не сможет лишить нас этого. Никто и никогда. — Она кивнула в знак согласия и прикусила губу. Он взял ее под руку, и они вернулись на склон, туда, где стоял шезлонг. Бритт устало опустилась в него, их недолгая прогулка ее изнурила. Усевшись, она подняла на него глаза и сказала:

— Мы с Эвелин владеем поместьем «Роузмаунт» и говорили с ней о его продаже. Может, здесь есть что-то, что вам дорого? Ведь это и ваш дом тоже, вы здесь жили, провели свое детство. Что вы думаете о ялике? Может, возьмете его? Уверена, что Энтони понравилось бы, что он стал вашим.

Он покачал головой.

— А вы не думаете, что в один прекрасный день ваш сын с радостью получил бы такой подарок? — Он с грустью посмотрел на нее. — Единственное, что я хотел бы забрать отсюда… Да вы и сами знаете, Бритт.

Она продолжала смотреть на него снизу, из шезлонга, и взгляд ее был преисполнен мучительной боли. Не смея еще раз прикоснуться к ней, он лишь почти неосязаемо провел кончиками пальцев по ее щеке, затем повернулся и медленно пошел к дому.

Часть VI

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ 8 апреля 1994 года

Огромный зал полнился гулом голосов. Бритт пробиралась сквозь толпу, пытаясь разыскать Эвелин. Помощник секретаря, имени которого она не помнила, заговорил сенатора Эвелин Мэтленд до полусмерти, причем говорил он, несомненно, о деле, связанном с Комиссией по иностранным делам. Когда они подъезжали к зданию госдепартамента, Эвелин рассказывала, как президент пытался добиться согласованного мнения в Конгрессе по поводу своей последней инициативы в ООН.