Без музыки - [143]

— Из его семинара. Вы же знаете, он умел очаровывать.

Звуки музыки и это вот внезапное рыдание вызвали минутное замешательство. Человек, стоящий на трибуне, растерянно оглянулся, но ему уже протягивали мегафон, он неумело взял его. И сквозь потрескивающий шорох на застывшую толпу упали слова:

— Здесь нет посторонних. Нет безразличных. Здесь собрались лишь любящие и скорбящие. Умер большой писатель.

БАНАЛЬНЫЙ СЮЖЕТ Повесть

ГЛАВА I

Уже все было. Влюбленность и отчаяние от совершенных ошибок; одиночество и уязвленное самолюбие; желание мести и сама месть, столь бесполезная после свершения, так как ты сам не стал счастливее.

Была целая жизнь, когда человеку можно сказать: «А помнишь, двадцать лет назад», — и видения, возникшие перед глазами, будут поразительно отчетливы, как если бы от этих видений нас отделяли дни, а не годы. То не видения детства, а миг лучшей поры жизни: ты молод, свободен и переполненность этой свободой делает тебя раскрепощенным, счастливым или почти счастливым.

А еще ты красив, решителен и чертовски заметен. И всякий взор женщины, коснувшийся тебя, наполнял твое тело немыслимым жаром, и чувство, сходное с восхищением самим собой, распирало душу. Ты уже не проходишь спокойно мимо зеркала, а застываешь перед ним и долго рассматриваешь себя, чуть запрокидываешь голову, лицо твое принимает разные выражения, и ты придирчиво вглядываешься, сравниваешь. Тебе надо знать точно, какое из них и есть твое лицо, твой стиль, твоя манера говорить, смеяться, молчать. Ты уже способен распорядиться своим настроением, подать его должным образом.

Как недавно это было — двадцать лет назад. Вот и книги на память, и запись наискосок: «Дорогому сыну в день его восемнадцатилетия».

Потом мне еще долго казалось, что рано делать выбор, рано остепеняться. Советы такого рода раздражали меня. Всегда думалось, что говорятся эти слова больше из зависти людьми, что по возрасту много старше меня, и в этих словах их собственная ностальгия по утраченному и невозвратному для них циклу жизни.

В своем повествовании тот отдалившийся период жизни я хочу упустить. Я переполнен трепетной любовью к нему, но он по сути — миг жизни необремененный и беспечный, когда даже ошибки, а без них вряд ли кто проживает жизнь, так вот, даже ошибки лишь царапают душу, но не оставляют в ней язв и долгой боли. В такие годы душа рубцуется легко, а боль выдыхается, растворяется во времени. Еще все впереди. И время для разбега есть. Еще можно начать все сначала.

Поговорим о другом времени, когда его истечение достаточно заметно и фраз опрометчивых мы сторонимся, а если и произносим их, то больше от несдержанности, от уязвленности, желания порисоваться. После таких слов уже не случается поступков. Уходит время, и наше право — начать все сначала — уходит вместе с ним.

Поговорим о другом времени, когда разум берет все большую власть над нашими поступками и страстями, которым мы были подвержены безотчетно и которые, увы, уже не сотрясают нас с возрастом, а обретают тональность страстей умеренных.

Мне было достаточно за тридцать. Ей за день до нашей встречи исполнилось двадцать пять. Уже лишенные родительской опеки, хлебнувшие горечи самостоятельной жизни; уже любившие и бывшие любимыми, и разлюбившие не единожды, не новички в человеческом общении, совершавшие ошибки необременительно, потому как не знали, что то есть ошибки, и исправлявшие их также в неведении; творящие добро и зло неосознанно, не слишком отделяя одно от другого. Такими мы были. Невероятно, но факт: мы были такими. Не искушенные по сути, но глубоко уверенные в своей искушенности, мы числились в этой жизни удивительно просто: как он и она. Нам были потребны сомнения, и мы, пренебрегая всякой мерой разумности, испытывали себя, свои отношения между собой этими сомнениями.

Мы были знакомы более двух лет. Но вот что странно, эти годы не потратились на познание друг друга. Я мало что знал о ней. Ее ответное любопытство тоже проявлялось крайне редко. Порой я даже чувствовал себя уязвленным, столь откровенным было ее равнодушие ко всему, что предшествовало нашему знакомству. Сначала мне показалось все это излишне претенциозным. Но со временем я по достоинству оценил на первый взгляд необычную формулу наших отношений. В самом деле, если мы хотим, чтобы у нас было наше общее прошлое, которое невозможно без нашего общего настоящего, то крайне разумно начать свои отношения с чистого листа и не обременять их всем тем, что было до того.

Еще никто не доказал, что в отношениях между мужчиной и женщиной принцип: «Я должна, или должен, знать о тебе все» — воплотился в больший объем счастья, нежели утверждение противоположное: «Не знать — лучше, чем знать».

В том, другом прошлом было достаточно людей помимо нас. Их характеры, их поступки влияли на это прошлое, делали его малоприемлемым и для каждого из нас, и для них самих, поэтому оно и осталось прошлым и не обрело очертаний настоящего.

Итак, мы были знакомы более двух лет — срок не слишком значительный, но… Пора, пора спросить себя: «А что же дальше?»

Наши отношения, не обусловленные никакими обязанностями, никакой договоренностью, чрезвычайно волновали ее родителей. Отголоски этого недовольства доносились до меня, как далекое эхо.