Без музыки - [142]

Шрифт
Интервал

Он не возразил, пальцы его рук, я снова обратил внимание на пальцы, сжимались и разжимались, губы плаксиво вытянулись, он сглотнул слюну.

— Я не хочу с вами ссориться, — сказал он.

Опять зажмурил глаза. «Сейчас заплачет», — подумал я и очень зримо представил две крупные слезы, которые сразу сползут в глубокие морщины, и лицо станет похожим на слепок лица. Я отвернулся. Он истолковал мое движение по-своему, подумал, что я ухожу, схватил меня за локоть. Я было дернулся, но он держал цепко, зная наверняка, что быстро отойти в этой тесноте трудно.

— Пустите меня. Она ждет. Вы же видите: ждет.

Он задвигался за моей спиной, захрустел гравием:

— Уж пожалуйста, во имя покоя семьи, я ваш друг.

Когда хоронят мужчин, женщин встречаешь редко. А те, которые приходят, примечаемы особо. Их печаль естественнее, ближе к слезам.

На трибуну поднялся Гавликов, закашлялся. Рассеянно провел рукой по краю трибуны. И тотчас запушилась пыль под его рукой, и тотчас ветер снес эту пыль на тяжелые подковы венков.

Для того чтобы подойти к Лере, мне надо выбраться из толпы, обойти кругом и снова, пробившись через толпу, оказаться рядом. Надо проявить настойчивость, и нечего думать о том, чтобы сделать это незаметно, не потревожив людей. Там, в центре, уже призывают к тишине. Приходится проталкиваться, терпеть непочтительные реплики. Постороннего не очень щадят: «Он перепутал похороны, не за тем гробом пошел». Знакомые досадливо морщатся. Моя поспешность, решительность кажутся им необъяснимыми. Кивком головы приветствуют меня, не расспрашивают, выжимают для меня свободное место, поспешно переставляют ноги, на которые я конечно же наступаю.

— Простите, ради бога, простите. Мне туда.

Туда — значит, на выход. Туда — значит, из толпы. Туда!

— Ну право, он ненормальный. Стоять столько времени, чтобы в самый неподходящий момент…

Все говорится вдогонку. Обрывки фраз, отдельные слова.

Измятый, издавленный, я прихожу в себя. Несколько шагов по кругу. Примерно здесь. Нет, еще левее, еще. Теперь люди мне кажутся привлекательнее. Они подчинены скорби. Они равнодушны ко мне. Они не знают меня. Слава богу, здесь не так тесно.

— Простите, мне туда!

Туда — значит, в толпу. Туда — значит, на голос, призывающий к тишине. Тонкий запах духов. Рядом нет моего знакомого. Он бы мне пояснил, кто и откуда эти женщины. Кого они провожают, с кем прощаются — с родственником, сослуживцем? Их привело сюда любопытство, а может, это дань чему-то несостоявшемуся или… На их лицах нет слез.

Я устремляюсь вперед. Четыре шага — и я миную женщин. Они переговариваются между собой. Я заставляю себя остановиться. Зачем? Какой интерес я хочу насытить? Да простит мне покойный: во имя жизни, она стоит того.

— Ты здесь? Чего ради? — Голос одной из женщин показался мне грубоватым. А может быть, грубым был вопрос, а голос как голос, чуть резковат.

Гримаса искажает аккуратное, но безвольное лицо:

— Сама не знаю. — Узкие плечи недоуменно приподнялись. — С мужем за компанию… Глупость, конечно. Я Полонова и в глаза никогда не видела. Так что скорблю из солидарности.

— Не ты одна. — В голосе подруги слышится сочувствие. — Повод для общения. Печальный, конечно, но все-таки повод. Я даже где-то вычитала — скорбь притупляет противоречия.

— Значит, твой тоже здесь?

— А как же!

Та, что заговорила последней, прикрыла рукой рот, скрывая зевоту:

— Бр-р… Скучно!

Подруга шумно вздыхает и начинает разъяснять спокойно, обстоятельно. Я уже не сомневаюсь: она старше и опытнее.

— Когда чего-то не понимаешь или не знаешь, всегда скучно. Муж виноват, держит тебя взаперти. Как он, в порядке?

— Не смеши меня. Он нестерпим. Второй брак — и такая промашка! Я в отчаянии.

— Ну, ну! Я уверена, что все не так страшно. Поговори с ним.

— Страшно, ужасно, непоправимо!

— Тише, на нас смотрят. Что стряслось, объясни толком!

— Ничего, ровным счетом ничего. Я думала, что он великий писатель. А я жена великого писателя. Все липа, Ритуленька, липа! Обыкновенный человек. Сам себе стирает рубашки. И носки у него пахнут потом. А расходы за день он выписывает в блокнот. Господи, — голос не сдержал отчаяния, — за что ты меня так покарал?!


На затихшую толпу с окружающих берез слетали редкие желтые листья. Опять в отдалении грянул оркестр, сердце сжалось, и я стал проталкиваться вперед, стараясь уйти от звуков, которые лишь подтверждали сиротливость полоновских похорон.

Я машинально коснулся Лериной ладони:

— Мне показалось, что вы звали меня.

Она ответила не сразу, благодарно сжала мою руку:

— Мне холодно. Постойте рядом со мной. Он очень любил вас.

Я не Нашелся, что ответить. Внезапно откуда-то сбоку послышались рыданье, всхлипы, и тотчас примирительный голос:

— Полно, полно, что люди подумают?

Однако голос не желал смириться и выплеснулся на выдохе:

— Пусть, пусть думают!!! — И женщина зарыдала, уже никак не сдерживая себя.

Я было шагнул в сторону рыданий, но не успел разглядеть лица женщины, лишь увидел двоих, они помогали отойти ей в сторону, поддерживая под руки и поглаживая вздрагивающие плечи. Я обернулся. Лицо Леры оставалось спокойным. И фраза, произнесенная приглушенно, была ответом на незаданный мною вопрос:


Еще от автора Олег Максимович Попцов
Жизнь вопреки

«Сейчас, когда мне за 80 лет, разглядывая карту Европы, я вдруг понял кое-что важное про далекие, но запоминающиеся годы XX века, из которых более 50 лет я жил в государстве, которое называлось Советский Союз. Еще тогда я побывал во всех без исключения странах Старого Света, плюс к этому – в Америке, Мексике, Канаде и на Кубе. Где-то – в составе партийных делегаций, где-то – в составе делегации ЦК ВЛКСМ как руководитель. В моем возрасте ясно осознаешь, что жизнь получилась интересной, а благодаря политике, которую постигал – еще и сложной, многомерной.


Хроника времён «царя Бориса»

Куда идет Россия и что там происходит? Этот вопрос не дает покоя не только моим соотечественникам. Он держит в напряжении весь мир.Эта книга о мучительных родах демократии и драме российского парламента.Эта книга о власти персонифицированной, о Борисе Ельцине и его окружении.И все-таки эта книга не о короле, а, скорее, о свите короля.Эта книга писалась, сопутствуя событиям, случившимся в России за последние три года. Автор книги находился в эпицентре событий, он их участник.Возможно, вскоре герои книги станут вершителями будущего России, но возможно и другое — их смоет волной следующей смуты.Сталин — в прошлом; Хрущев — в прошлом; Брежнев — в прошлом; Горбачев — историческая данность; Ельцин — в настоящем.Кто следующий?!


И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос.


Свадебный марш Мендельсона

В своих новых произведениях — повести «Свадебный марш Мендельсона» и романе «Орфей не приносит счастья» — писатель остается верен своей нравственной теме: человек сам ответствен за собственное счастье и счастье окружающих. В любви эта ответственность взаимна. Истина, казалось бы, столь простая приходит к героям О. Попцова, когда им уже за тридцать, и потому постигается высокой ценой. События романа и повести происходят в наши дни в Москве.


Тревожные сны царской свиты

Новая книга Олега Попцова продолжает «Хронику времен «царя Бориса». Автор книги был в эпицентре политических событий, сотрясавших нашу страну в конце тысячелетия, он — их участник. Эпоха Ельцина, эпоха несбывшихся демократических надежд, несостоявшегося экономического процветания, эпоха двух войн и двух путчей уходит в прошлое. Что впереди? Нация вновь бредит диктатурой, и будущий президент попеременно обретает то лик спасителя, то лик громовержца. Это книга о созидателях демократии, но в большей степени — о разрушителях.


Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет

Писатель, политолог, журналист Олег Попцов, бывший руководитель Российского телевидения, — один из тех людей, которым известны тайны мира сего. В своей книге «Хроники времен царя Бориса» он рассказывал о тайнах ельцинской эпохи. Новая книга О. М. Попцова посвящена эпохе Путина и обстоятельствам его прихода к власти. В 2000 г. О. Попцов был назначен Генеральным директором ОАО «ТВ Центр», а спустя 6 лет совет директоров освобождает его от занимаемой должности в связи с истечением срока контракта — такова официальная версия.


Рекомендуем почитать
Пути и перепутья

«Пути и перепутья» — дополненное и доработанное переиздание романа С. Гуськова «Рабочий городок». На примере жизни небольшого среднерусского городка автор показывает социалистическое переустройство бытия, прослеживает судьбы героев того молодого поколения, которое росло и крепло вместе со страной. Десятиклассниками, только что закончившими школу, встретили Олег Пролеткин, Василий Протасов и их товарищи начало Великой Отечественной войны. И вот позади годы тяжелых испытаний. Герои возвращаются в город своей юности, сталкиваются с рядом острых и сложных проблем.


Арденнские страсти

Роман «Арденнские страсти» посвящен событиям второй мировой войны – поражению немецко-фашистских войск в Арденнах в декабре 1944-го – январе 1945-го года.Юрий Домбровский в свое время писал об этом романе: "Наша последняя встреча со Львом Исаевичем – это "Арденнские страсти"... Нет, старый мастер не стал иным, его талант не потускнел. Это – жестокая, великолепная и грозная вещь. Это, как "По ком звонит колокол". Ее грозный набат сейчас звучит громче, чем когда-либо. О ней еще пока рано писать – она только что вышла, ее надо читать. Читайте, пожалуйста, и помните, в какое время и в каком году мы живем.


Женя Журавина

В повести Ефима Яковлевича Терешенкова рассказывается о молодой учительнице, о том, как в таежном приморском селе началась ее трудовая жизнь. Любовь к детям, доброе отношение к односельчанам, трудолюбие помогают Жене перенести все невзгоды.


Крепкая подпись

Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).


На далекой заставе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мой учитель

Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».