Без музыки - [105]

Шрифт
Интервал

— Ты что, глухой?

Гречушкин выглянул из-под газеты, вода с которой аккуратно стекала в карманы плаща и на брюки, и с готовностью ответил:

— Нет.

Алик включил отопление, не спеша расчесал спутавшиеся волосы.

— Я кричу, кричу, — с придыхом говорил Алик, — а ты — ноль внимания.

Гречушкина знобило. Он зябко дергал плечами, смотрел на Алика, виновато улыбался.

— Куда? — спросил Алик.

Гречушкин договорился встретиться с Ладой. Он вдруг подумал, что бородатый Алик направляется туда же, в издательство, вполне возможно в одну с ним редакцию. Лада что-то говорила, будто Алик дал заявку на новый роман.

— В журнал.

— Порядок, — качнул головой Алик. — А мне на студию.

Алику не терпелось узнать новости.

— Я слышал, у вас на корабле бунт? — Алик попыхивал трубкой, сладковатый запах «Золотого руна» нагонял сон.

— Бунт? — Гречушкин пожал плечами. — Не слышал.

— Дескать, люди рецензии писали, а Углов с каждого долю брал. Ну а ты это дело вскрыл, документы собрал.

— Бред собачий, — не выдержал Гречушкин.

— Ну вот, видишь, — Алик огорченно покачал головой, — людям делать нечего, болтают всякую ересь.

— Трепачи, — Гречушкин поморщился. — У нас из-за статьи по каналу заваруха получилась. Углов сам виноват.

— Хорошая статья, я читал.

— Все говорят — хорошая, а отвечать некому, материал оказался непроверенным, липа.

— Да ну?! Углов, значит, эту статью готовил?

Гречушкин скосил глаза на настырного собеседника:

— Нет.

— А кто же?

— Я. Оказалось, проект академиков, они подписали нашу статью, был раньше отклонен министерством.

— Ай да мужики! Максим об этом узнал и тебе врезал? Значит, все шишки на тебя? Старик, сочувствую. Ты не куришь?

— Нет.

— Молодец! А я курю.

— Здесь налево, — Гречушкин показал рукой на светофор.

— Смешные люди, — Алик вынул трубку изо рта. — Все говорят: Углов сгорел, а оказывается, неприятности у тебя.

— У него тоже.

— Ну, постольку поскольку. Старая истина — стрелочник всегда виноват.

— Я ему все сказал.

— Правильно, кому приятно, когда на тебя орут.

— Я не о том, — Гречушкин раздраженно махнул рукой. — И про проект, и про министерство — все рассказал.

— А он?

— Поздно, говорит, — Гречушкин испуганно посмотрел на Алика. Алик посасывал пустую трубку.

— Правильно сказал, снявши голову, по волосам не плачут. Где ж ты был, когда статью набирали?

— Ты меня не так понял. Углов встречался с академиками, дал согласие на статью. Дескать, неудобно отступать назад.

— Странно. Ваш Углов производит впечатление неглупого человека.

— Да-да, я и сам удивился.

— Значит, ты ему сказал — все это липа!

— Не совсем так, я намекнул.

— Разумеется, как-никак академики.

Слева кто-то остервенело сигналил, Алик перестроился в правый ряд.

— А он в амбицию — печатать, и все тут. Не поверил?

— Не знаю, мое дело сказать.

— А… Тоже верно. Ну а на собрании ты его к стенке пригвоздил: мол, знай наших.

— Никуда я его не гвоздил. Болтают всякий вздор.

Алик вынул из-под сиденья ветошь и вытер стекло.

— Верно, я так и подумал, с какой стати тебе на него бочки катить. Мне говорили, на партийном собрании он за тебя стеной стоял.

Гречушкин тяжело повернулся:

— А тебе-то откуда известно?

— Ну, милый, об этом все говорят.

— Делать вам нечего, — зло буркнул Гречушкин.

— В самом деле — ерунда какая-то. Люди друг за друга голову на плаху кладут, а всякий прохвост это дело грязью мажет. Нехорошо. — Алик сочувственно крутит головой.

— Тут ты угадал, хуже не придумаешь. Притормози. Я здесь выйду.

— О!! — Алик потрогал руками воздух. — Как по заказу и дождь перестал.

— Ты статью-то его в еженедельнике читал?

— А как же, могу процитировать: «Для некоторых принципы уподоблены декоративному элементу. В их понимании они лишь удорожает стоимость строения». Уел он Тищенко, ох и уел…

— То-то и оно. Ему за эту статью знаешь как на летучке впороли!

— Представляю. Да ты не убивайся особенно, Диоген Анисимович. Углов, он и в самом деле парень верный, так что ты не ошибся — шагай.

Бородатый Алик смотрел, как Гречушкин толкнул стеклянную дверь, старательно вытирает ноги и, чуть сутулясь, проходит в полумрак холла.

— Переживает… Надо Максиму позвонить, хорошие у него ребята.


— Старик, а мы тебя ждем. — Лужин достает скоросшиватель и все никак не может зацепить бутылочную пробку. — Есть новости. Боржомчика не желаешь?

Гречушкин отодвинул пустой стакан.

— Зря, отменный напиток. Дела-а, брат, дела-а! — Лужин отпил глоток воды. — Переполох в благородном семействе. Костя, прикрой дверь.

Гречушкин, раздосадованный, что пришлось так некстати приехать сюда (в издательстве ждала Лада, ему непременно надо встретиться с ней), слушал Лужина рассеянно.

— Ну так вот, господа присяжные заседатели, вчера в газету — вотчину товарища Чередова — явился неизвестный человек в сером плаще, с лицом стандартным, невыразительным. Неизвестный попросил вернуть статью все о том же злосчастном канале. Заведующий отделом науки, по стечению обстоятельств невыясненных, в момент странного визита отсутствовал. Его заместитель вычитывал гранки и запропастился черт его знает куда, поиск результатов не дал. На месте оказался практикант. Будучи человеком скромным, практикант от расспросов воздержался, выдал единственный экземпляр статьи, извинившись при этом за мятый первый лист. Серый макинтош приветственно приподнял шляпу, сохранил усталое выражение стандартного лица и, бросив на ходу: «Признателен», удалился. Спустя час, отобедав сытно в кругу местных интеллектуалов, явился редактор по отделу науки Игорь Петрович Деньга. Пребывая в настроении отменном, Игорь Петрович разложил перед собой рукописи и погрузился в мир сложных проблем, потрясающих нашу планету. По неведомым законам телепатии именно в это время позвонил редактор газеты товарищ Чередов и вкрадчивым голосом спросил: «Как там у вас со статьей по ирригации?» Выразительное лицо Деньги тронула отзывчивая улыбка (обед был на редкость аппетитным): «Порядок, ждем указаний». «Отлично, — оживился редактор, — тогда тащите ее сюда».


Еще от автора Олег Максимович Попцов
Жизнь вопреки

«Сейчас, когда мне за 80 лет, разглядывая карту Европы, я вдруг понял кое-что важное про далекие, но запоминающиеся годы XX века, из которых более 50 лет я жил в государстве, которое называлось Советский Союз. Еще тогда я побывал во всех без исключения странах Старого Света, плюс к этому – в Америке, Мексике, Канаде и на Кубе. Где-то – в составе партийных делегаций, где-то – в составе делегации ЦК ВЛКСМ как руководитель. В моем возрасте ясно осознаешь, что жизнь получилась интересной, а благодаря политике, которую постигал – еще и сложной, многомерной.


Хроника времён «царя Бориса»

Куда идет Россия и что там происходит? Этот вопрос не дает покоя не только моим соотечественникам. Он держит в напряжении весь мир.Эта книга о мучительных родах демократии и драме российского парламента.Эта книга о власти персонифицированной, о Борисе Ельцине и его окружении.И все-таки эта книга не о короле, а, скорее, о свите короля.Эта книга писалась, сопутствуя событиям, случившимся в России за последние три года. Автор книги находился в эпицентре событий, он их участник.Возможно, вскоре герои книги станут вершителями будущего России, но возможно и другое — их смоет волной следующей смуты.Сталин — в прошлом; Хрущев — в прошлом; Брежнев — в прошлом; Горбачев — историческая данность; Ельцин — в настоящем.Кто следующий?!


И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос.


Свадебный марш Мендельсона

В своих новых произведениях — повести «Свадебный марш Мендельсона» и романе «Орфей не приносит счастья» — писатель остается верен своей нравственной теме: человек сам ответствен за собственное счастье и счастье окружающих. В любви эта ответственность взаимна. Истина, казалось бы, столь простая приходит к героям О. Попцова, когда им уже за тридцать, и потому постигается высокой ценой. События романа и повести происходят в наши дни в Москве.


Тревожные сны царской свиты

Новая книга Олега Попцова продолжает «Хронику времен «царя Бориса». Автор книги был в эпицентре политических событий, сотрясавших нашу страну в конце тысячелетия, он — их участник. Эпоха Ельцина, эпоха несбывшихся демократических надежд, несостоявшегося экономического процветания, эпоха двух войн и двух путчей уходит в прошлое. Что впереди? Нация вновь бредит диктатурой, и будущий президент попеременно обретает то лик спасителя, то лик громовержца. Это книга о созидателях демократии, но в большей степени — о разрушителях.


Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет

Писатель, политолог, журналист Олег Попцов, бывший руководитель Российского телевидения, — один из тех людей, которым известны тайны мира сего. В своей книге «Хроники времен царя Бориса» он рассказывал о тайнах ельцинской эпохи. Новая книга О. М. Попцова посвящена эпохе Путина и обстоятельствам его прихода к власти. В 2000 г. О. Попцов был назначен Генеральным директором ОАО «ТВ Центр», а спустя 6 лет совет директоров освобождает его от занимаемой должности в связи с истечением срока контракта — такова официальная версия.


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».