«Без меня баталии не давать» - [44]

Поскольку в Великом посольстве было около ста пятидесяти человек свиты, в Гааге для него было отведено две гостиницы. Русские прибыли туда 17 сентября, а официальная аудиенция с Генеральными штатами состоялась лишь 25 сентября. Пётр, конечно, не мог позволить себе терять столько дней на ожидание. Он дважды возвращался в Амстердам, работал на верфи, устанавливая с волонтёрами бимсы, связывающие поверху шпангоуты и долженствующие служить в дальнейшем основанием для палубы. Несколько раз был у профессора Рюйша не только на лекциях, но и в госпитале на операциях.

Но уже 25 сентября он присутствовал в Гааге на официальном приёме Великого посольства. Стоял в свите и невозмутимо слушал торжественную речь первого посла Лефорта:

   — ...Великий государь всея Руси Пётр Алексеевич, слава Богу, здоров и успешно ведёт войну с турками и делает ныне обширные приготовления, дабы завоевать и Чёрное море, изгнав из искони христианских земель неверных.

Потом выступил Возницын, призвав Генеральные штаты выслушать их великих послов, провести переговоры, заключить крепкий союз против неверных.

После выступления послов явился главный аргумент московской дипломатии — драгоценные собольи «сорочки», долженствующие подвигнуть голландцев на сговорчивость.

После вручения подарков президент Генеральных штатов в напыщенной речи приветствовал Великое посольство и выразил огромную радость по поводу побед царя над турками, пожелав в заключение, чтоб над Россией воссияло солнце тишины и благополучия.

Наконец-то после всех этих торжеств Великое посольство было официально аккредитовано в Голландии, и теперь должны были последовать официальные протокольные визиты послов других стран. Пётр строго наказал:

   — Ежели, паче чаяния, явится посол французский, не принимать.

   — Вряд ли он явится, — сказал Головин. — После польских событий француз знает своё место.

Первый день переговоров со специальной комиссией Генеральных штатов был назначен на 29 сентября. И начала их Пётр, естественно, ждать не хотел, не только по причине строительства корабля, но и потому что он, как лицо неофициальное, всё равно не имел права на них присутствовать.

Присутствовать права не имел, но руководить послами считал главнейшей своей обязанностью. Поэтому сразу после официальных торжеств, вернувшись в гостиницу, где остановилось Великое посольство, господин бомбардир приступил к составлению памятки для послов.

   — Значит, так, господа послы, ныне и мы и они досыта наговорили друг другу приятностей, не говоря уже о «сорочках», вручённых депутатам. И теперь довольно. Пора о деле. Наперво ваша задача выяснить, доколе Генеральные штаты могут уступать нам в вопросе союза оборонительного и наступательного.

   — Не пойдут они на союз, — вздохнул Головин.

   — Если ты так настроен, Фёдор, то, конечно, не пойдут, — разозлился Пётр.

   — Дело не во мне, Пётр Алексеевич.

   — Ваше дело попробовать, — стукнул Пётр ладонью по столу. — Откажут? Ну что ж, от чужих ворот не грех заплакашми пойти. Ещё при моём отце Алексее Михайловиче именно голландцы добивались предоставления им права свободно торговать через нашу территорию с Персией и армянами. Тогда им было отказано. Теперь попробуйте поманить их этим разрешением.

   — Герр Питер, — заговорил Лефорт, — ты ж сегодня был у штатгальтера. Что, не мог попросить как-то надавить на депутатов? Он же всё-таки как-никак король.

   — Франц, ты забываешь, кто я при посольстве.

   — Но всё равно вы встречаетесь как король и царь.

   — Отнюдь, Франц, отнюдь. Он здесь штатгальтер и король Англии, а я всего лишь плотник и бомбардир.

   — Неужели ты с ним о деле не говоришь?

   — Почти ни слова.

   — А о чём же?

   — О море, о кораблях.

   — Ну тогда я не понимаю, — пожал Лефорт плечами.

   — Где уж тебе понять, — усмехнулся Пётр. — Эким павлином перед штатами фуфыришься.

   — Не хватало ещё, чтоб я, первый посол, представитель великой державы, предстал перед президентом штатов в бомбардирском кафтане.

   — Ладно, ладно, не обижайся, я же шучу. Кто Богу не грешен, тот бабушке не внук. Теперь, Фёдор Алексеевич, возьми перо и напиши, что надо у них просить.

   — Пётр Алексеевич, позволь дьяка Евстафьева призвать, а то я напишу так, что после сам не разберу.

Дьяк Тимофей Евстафьев пришёл с бумагами, с перьями и даже со своей чернильницей. «Обстоятельный мужик», — с одобрением подумал Пётр, глядя на него.

   — Тимофей, — попросил дьяка Головин, — постарайся писать покрупнее и почётче, чтоб я мог издали честь.

   — Постараюсь, Фёдор Алексеевич.

   — Итак, — начал Пётр, — как можно больше ружей. То, что купили две тысячи, ерунда. Надо ещё не менее десяти тысяч. Не менее. Свинцу для пуль пудов хотя бы с сотню. Пушек корабельных сколько возможно, но не менее двухсот. Парусины для парусов...

Пётр перечислил столь много военного и морского имущества, что дьяк начал с другой стороны листа писать. Даже драгунские барабаны не забыл господин бомбардир вписать в желаемое.

Поговорили ещё о многом, даже записали со слов бомбардира, что на какие вопросы отвечать. После того как отпустили дьяка, засобирался и Пётр.