Без души - [20]

Я, не задумываясь над тем, что делаю, восстановил разбитую тарелку и отвернулся от икон. У каждого свой, но для кого‑то дьявол — он сам.

Леша покачал головой.

— Пожалуй, я тебе действительно не поверю. Не хочу даже думать, что такое возможно. Нет, мне такая правда не нужна. Ты только это при родителях не скажи… И что мы будем делать?

Я задумался: действительно, что? Для начала стоит разобраться со своими способностями… — новыми, ведь моя будущая госпожа сказала, что даст мне силу. Да, именно так, а уже потом решать, что я буду делать эти два года. Наверное, попробую жить, а не существовать. Хотя я не верю, что смогу это, что решу столь сложную задачу. Просто жить после всего, что было? После того, что я пережил? Ходить в кино… учиться, гулять по нашему лесу… Бездна, я даже улыбнуться нормально не могу.

— Ничего. Сейчас мне требуется отдых. Сон и медитация, как можно больше сна, тишины и покоя. Нужно быстрее адаптировать свои способности к этой реальности и новому телу. Понять, на что я способен… подумать. Этим я и займусь. До прихода родителей мне нужно хоть в чём‑то определиться. Во сколько они возвращаются?

— В девять. Могут раньше или позже. Но, поскольку я звонил… Кстати, что мы скажем по поводу зеркала? Ты ведь его собрал.

— Ты не сказал, какое я разбил зеркало. Разбей маленькое. Скажи, что вчера случайно оставил его в моей комнате. Они будут так рады исцелению, что забудут тебя отчитать.

— Как же, забудут они… ха. Что требуется от меня, пока ты будешь медитировать?

— Разбуди хотя бы за пять минут до их прихода и приготовь ужин. Смотреть на мою медитацию скучно, лучше уж включи телевизор или в сети посиди.

— Ну, вот… только пришёл в себя и тут же начал раздавать указания, — брат покачал головой и хлопнул меня по плечу. — Почему у меня такое чувство, будто я знаю тебя и общаюсь с тобой всю жизнь?

— Во — первых: я старше. Не по рождению, конечно. А во — вторых: так и должно быть. Именно так.

Ведь Бездна знает, что делать. Умеет изменять людей. Быть может, это подло, но сейчас мне необходим кто‑то, то может меня выслушать, ничему не удивляясь. И брат подходил на эту роль лучше прочих.

Мы зашли в мою комнату, брат на несколько минут отлучился за небольшим овальным зеркальцем в ажурной рамке и аккуратно разбил его. Посмотрев на осколки любимого маминого зеркала, оставшегося ей от бабушки, я ничего не сказал.

Люди такие же хрупкие создания… нет, ещё слабее: зеркало, разбиваясь, способно ранить в ответ, но когда разбивают жизнь, человеку слишком сложно заставить себя встать и отомстить. Да, на словах это звучит просто — фильмы так ярко показывают нам ту сторону жизни, когда герой, с минуту повздыхав над телом любимой женщины, поднимается и идет вершить суд над убийцами. Слишком просто. Те, кто это придумывали — никого не теряли. А я знаю другую сторону, когда кажется, что мстить уже незачем… И нужно время. Много времени, пока раз за разом пытаешься подняться на ноги, собрать себя по осколкам, чтобы хоть немного склеить свою личность, понять, что всё равно дышишь, мыслишь: пусть любимых людей уже давно нет. Пока наконец‑то не осознаешь — да, это правда: ты больше не услышишь смех дочери, она не протянет к тебе свои маленькие ручки, не вырастет, жена не обнимет тебя, ты не сможешь увидеть даже могилы своих родителей… ты — никто. И ничего не сможешь вернуть. И когда ты понимаешь это, так просто сказать: и что? Всё равно отомщу.

У меня было время. Не хочу ничего возвращать, мне это не нужно. Я уже не смогу быть примерным семьянином и отцом, мне не нужна старость с поскрипывающим креслом — качалкой и пледом в окружении играющих внуков и любящих детей. Только смерть тех, кто сделал из меня бездушное чудовище.

Всё.

Как давно я не медитировал. Помню эту незабываемую легкость и ощущение полной свободы. Я устроился на полу в позе лотоса и осторожно позвал Бездну. Нам надо о многом поговорить…

Алеша с удивлением смотрел, как меня окутала серая дымка, приподнимая над полом сантиметров на двадцать. Постепенно она оплела меня плотным коконом. Покой… как я давно мечтал об этом. Глаза медленно закрылись, и я погрузился в Бездну — обжигающее холодное Ничто.

А ведь некогда я не принимал её…

— И теперь жалеешь об этом… — тихое, еле слышное шипение раздалось внутри пустого сознания.

— Нет, ты же знаешь, что я не могу сожалеть. И если бы мог — не стал.

Бездна ласково улыбнулась.

— Слова. Только слова. Впрочем, ты знаешь, что от меня нельзя ничего скрыть. И не пытаешься — это похвально. Но я всё равно накажу тебя за дерзость! Ты хотел поговорить? В следующий раз, а пока — смотри!

Когда — то

…Тишина ночи и легкий, еле слышный шелест не успевшей опасть листвы, в которой запутался сонный ветер. Хрупкая женщина, закутанная в плащ, пытается как можно быстрее преодолеть отрезок пути, пролегающий через опустевший, покрытый мраком дворцовый парк. Тусклое мигание магических фонарей, кажется, сводит с ума. Последняя аллея. Осталось совсем немного, нужно только свернуть вон у того дуба, что бы срезать. Ах! — лучше бы она попыталась прокрасться по самому дворцу! Женщина пугливо оборачивается на тревожно мигающий фонарь. Надо лишь положить найденные документы на стол, и все будет хорошо.