Без дорог - [15]

Так в перебежках между топких «окон» и зыбей незаметно текло время, и короткий осенний день, быстро перевалив за полдень, клонился к вечеру. Небо заволокло низкими тучами. Заморосил мелкий дождик и серой дымкой прикрыл манящий путников долгожданный лесок. Снимки стали совершенно бесполезными, и Александрыч убрал их в сумку. Теперь без задержек, почти не останавливаясь, ходоки бежали в одном направлении, иногда перегоняя друг друга. Одиноко, пустынно и грустно было на этом огромном болоте.

Второпях Алескандрыч наступил на след Андрея и сразу провалился по пояс в моховую зыбучую топь. Распластавшись на мокром мху и стараясь вытянуть из месива ноги, он засмеялся, но, взглянув на побледневшее лицо Андрея, который обернулся на смех товарища, сразу замолк. Чтобы как-нибудь увеличить площадь опоры, пришлось вытащить с трудом из-за спины централку и подложить ее под грудь. Андрей уцепился за маленькую тонкую сосенку и протянул товарищу ложе своего ружья. Напрягая все силы, уходя выше колен вместе с сосенкой во мхи, Андрей подтянул к себе, словно лодку, лежащего на Животе Александрыча и помог ему встать на тонкие корни сосенки.

Но стоять вдвоем у корней было нельзя, они погружались в зыбучий торфяник, и Андрей, выбрав место для следующей остановки, быстро перебежал туда. Держась за сосну, Александрыч развязал веревки и вылил из кожаных чулок натекшую воду.

— Ты чему засмеялся? — спросил Андрей, закуривая.

— А так просто!.. Весело в перегонки с тобой по болоту бегать.

— Ладно, что так получилось! А иные в последний раз смеются. Обернешься, а от человека одна макушка торчит и крикнуть не успеет! Нам еще чуток осталось до первых соснячков перебраться. Видишь, как они все гуще и выше становятся?! Там тверже идти будет. Ну, моли бога, что жив остался! — И Андрей бросил недокуренную папироску.

Молча и сосредоточенно ступая теперь в междуследье Андрея, усталый и мокрый техник-топограф с опаской перебегал от сосенки к сосенке. Он много хаживал по трущобам, бывал и в лесотундре, где, так же как тут, сыро и водяно. Проваливаясь, он каждый раз ложился, расставив широко в стороны руки, и это обратилось в привычку. Но в такое болото он забредал впервые. Наконец опять появились бугры и кочки. Низкорослый лес стал гуще, стволы сосен толще. Под мохом была твердая земля, и ходоки пошли рядом. Уже в полутьме спустились они в долину к небольшой речушке Молонге и сразу среди сенокоса набрели на сарай, набитый до самого верха душистым сеном. Третья часть маршрута была пройдена.

С трудом разожгли под моросящим дождем маленький костер и приготовили незатейливый ужин: по полбанке рыбных с фасолью консервов, по ломтю черного хлеба, по кружке крепкого чая с молодым жидким медом. А если бы этого оказалось мало, то можно было бы еще закусить горьким репчатым луком. В тяжелые переходы, когда знаешь, что каждый килограмм лишней ноши становится тормозом, Александрыч всегда брал с собою мед, а также лук или чеснок. Свежий хлеб был уже лакомством. В запасе остались одни сухари. Питательный мед быстро восстанавливает силы, не отягощая желудка и при любой погоде прекрасно хранится в берестяном туеске.

Выкурив на сон грядущий по папироске, путники залезли под самую крышу на сеновал, разбросали вокруг себя для просушки мокрую обувь и плащи, а сами, подобно тому, как тетерева зарываются в снег, зарылись в душистое мягкое сено. Еще один пройденный за день отрезок пути канул в вечность.

* * *

— Э-э-э-эй! Але-екса-андры-ы-ыч! Слезай с сеновала, чай готов. Дождь на неделю теперь зарядил. Все равно просвета не дождемся. Трогаться надо!

— Сейчас слезу. Я снимки раскладываю, отобрать и просмотреть надо. Ты, Андрей, бывал тут ранее? Сколько сараев в вершине Молонги? Два или три? От которого тропка к Самчарскому озеру идет?

— Сараев деревянных должно быть два, третьего не видывал, но скирду большую тут ставили. А тропы на Самчарское нет.

— Так по-твоему, мы в каком сарае заночевали — в верхнем или в нижнем? — продолжал выспрашивать Александрыч, свесив с сеновала обутые в лапти ноги и внимательно рассматривая снимок.

— Да, пожалуй, в нижнем! Между ними скирду ставили. Она на снимок попала?

— Да, есть! А от нее к Самчарскому тоненькая темная полоска идет, она на снимке с трудом прослеживается. Бывал, а тропки не знаешь! И кладей нет?

— Нет тропки, твердо знаю. Вот разве зимничек[49]запечатлелся, по которому зимой сюда за сеном ездят?.. Он аккурат от скирды начинался… Скажи пожалуйста, и в местах этих не бывал, а рассмотрел все лучше, чем по карте! — удивился Андрей.

Быстро доев остатки консервов и выпив по кружке медового чаю, путники тронулись к зимнику. У заглохшего костра остались пустые консервные банки, надетые на воткнутые в землю палки.

От скирды, прямо в горку, вел едва заметный, вмятый в мох зимник. По нему с шумом бежала вода и водопадом срывалась в русло Молонги. Выйдя из долины на бровку, путники снова попали в болото. Прикрываясь от мелкого дождя плащом, Александрыч взял на бровке бароотметку, опознался на снимке в последний раз и, махнув с досадой рукой, убрал снимки в сумку. Дальше опознаваться по ним стало опять невозможно. Зимник на снимке был едва заметен, а кругом на унылой равнине, грядах и кочках виднелся все тот же низкорослый сосняк…