Без четвертой стены - [41]

Ксенофонт чистил картошку и млел, когда хозяйка подходила к нему посмотреть, как он это делает.

— Ты очень толсто срезаешь кожуру, Ксений, это не годится.

— Ишь ты! Ксений! — умилялся завхоз. — Почти что Ксения.

И преданно смотрел ей в глаза и срезал кожуру еще толще.

В этот день обедало человек десять. Ксюша внесла на коротком ухвате лоснящийся от смолистого нагара, пузатый горшок с духовитыми щами.

Лежнев потянул носом:

— Кто сказал, что горшки обжигают не боги? Тот мудрец был прав: их обжигают богини!

Ксюша делила обед на порции, ухаживала за каждым любовно и сноровисто, без тени подчеркнутой услужливости, по-женски предупредительно и с какою-то тихой радостью: хорошо, что вам вкусно, аппетитно, что вы так мирно сидите все вместе, забыв о делах и хлопотах.

— А что у нас на десерт? — спросил Лежнев. — Фисташки, халва, трюфели?

— Компот из сушеных фруктов, Егор Егорович.

— А-а. Ну что же, это моя печень примет. Вы знаете, товарищи, — Лежнев покосился на Шинкареву, — эта гражданка всю дорогу, пока мы летели, читала «Орлеанскую девственницу», не обмолвилась со мной ни единым словом, а могла бы получить от меня массу полезных советов: я ведь всю жизнь в семье — поварихой. На пятнадцать сортов салатов имею неофициальный патент. Но, признаюсь, претензий нет, справилась весьма. Харч простой, но вкус отменный. Бери меня, Ксюша, на постоянное довольство, вверяюсь.

Красновидов добавил:

— Вкус отменный, но важней идея. Кого-то ей надо в помощь.

Лежнев живо откликнулся:

— Я предлагаю создать пищевой триумвират, включить меня и Ангелину Потаповну.

Ангелина Потаповна тут же отказалась:

— У меня и так хлопот по горло.

Красновидов опустил голову.

— Ладно, обойдусь сама, — сказала Ксюша. — Мне помогает Ксенофонт. Егор Егорович назначается спецконсультантом.

— Ну, конечно, раз есть Ксенофонт, куда уж мне.

Лежнев ядовито посмотрел на Шинкареву.

— Он завхоз, — сказала Ксюша, — очень милый мальчик. Добрый, исполнительный.

Лежнев пропел:

— Пропал завхоз в начале мая, — и повернулся к Рогову: — Объявляй, голубчик, вакансию на должность завхоза.

За столом остались Красновидов, Рогов и Лежнев.

Обсудили списки принятых в студию.

— Манюрину беру на воспитание, — сказал Лежнев, ехидно посматривая на Красновидова. — Что думает Рогов?

— Рогов своих мнений не меняет, — ответил тот и сообщил: — После второго тура отсеялось шесть человек. Осталось двенадцать. Отсеявшиеся, конечно, загорюют. Олег Борисович предлагает в задел две пьесы: «Платон Кречет» и «Свои люди — сочтемся». В эпизодах и массовках будут заняты студийцы. «Свои люди — сочтемся» поведет Егор Егорович.

— Как же это? — Лежнев поднял брови. — Без меня меня женили? А вы спросили, готов ли я к этому?

Красновидов улыбнулся:

— Егор Егорович, вы без подготовки можете поставить на сцене хоть телефонную книгу, а Островский ваш конек.

— Не переоценивайте меня, я тугодум. Для меня слияние с пьесой — муки мученические. Тем более Островский.

— Вам полгода хватит? — спросил Красновидов.

— Чтобы слиться?

— Чтобы поставить спектакль.

Лежнев посвистал что-то, сощурив глаз, подумал, прикинул.

— Пожалуй, — сказал он, — но не меньше.

— Значит, поставите за три месяца. У нас повышенные обязательства.

— «Платона» возьму я, — продолжал Рогов, — и поставлю его с моими ребятами. Еще намечается концертная программа. Я бы поручил ее Шинкаревой. Нет возражений?

— Я — за, — сказал Лежнев. — Ты на какой период все это планируешь? — обратился он к Красновидову.

Тот колебался. Точной даты он назначить не мог. Сказал уклончиво:

— К открытию театра.

— Когда наступит этот день?

Красновидов снова уклонился:

— Когда министерство разрешит нам право на руководство.

— Ты думаешь, разрешит?

Это, конечно, был вопрос провокационный, Лежнев хотел проверить степень его уверенности.

— Надеюсь, — не очень убежденно сказал Красновидов. — Я…

— Мне раньше казалось, — перебил его Лежнев, — ты какой-то неорганизованный, Олег. Все у тебя от настроения. А вот общаюсь сейчас с тобой с утра до ночи и убеждаюсь: не-ет, от него всего можно ожидать. Стрела-мужик. И тетиву натянул, вот-вот лопнет. Говоришь ты иногда, Олег, занудливо, это недостаток, надо тебе над собой поработать, не сердись. А вот в твою затею, хоть и не до конца, а верю. Этого достаточно?

— Нет. Вы не верьте, Егор Егорович, вы доверяйте. И тогда мы постараемся сделать не многое, но театр создадим. Вот тогда я, может быть, скажу «достаточно».

Рогов покряхтел, взял свои записи и объявил:

— Предлагается создать художественный совет.

— Ну вот, — смеялся Лежнев, — а муравей знай свое, пункт за пунктом. И зачем нам худсовет, когда еще и труппы нет? — продекламировал он. — Кому советовать-то? А твое мнение, Олег?

— Мое мнение — худсоветы давным-давно себя изжили. Не деловая это функция в театре, неответственная. Много демагогии, пустопорожних прений, субъективизма. Театр доверен руководству, ему и нести за все ответ. А советом должен быть весь коллектив. Тогда в серьезную минуту любой может оказаться компетентным помощником руководству.

— Резонно, присоединяюсь, — сказал Лежнев. — Из этого следует, что худсовет нам не нужен, — Лежнев постучал по часам и встал. — Обеденный перерыв окончен, пора за дела.