Без четвертой стены - [38]

Лежнев входил в раж, слова его стали утрированно растягиваться.

— Я пре-едлага-аю наш крутогорский коллекти-ив объявить фи-ли-а-алом. Филиалом Драматического театра. А?! И кому-то, — он энергично указал пальцем куда-то за окно, лицо его напряглось до синевы, глаза омертвело уставились в одну точку, — ко-ому-то намекнем: а не худо бы со временем восстановить и основную сцену на пе-пели-ще сгоревшего. Так вот, если этот ню-анс, уважаемый Валентин Сергеевич, примут во внимание, тогда правомерно будет поднять вопрос и о студии. Как источнике пополнения нашего театра без займа со стороны, раз мы так удалены отовсюду.

Наступило короткое молчание. Заведующий отделом культуры осторожно спросил:

— А фонды?

— А фонды? — переспросил Красновидов и вспомнил о разъяснительной справке, которую он получил из области. — Фонды при поддержке Управления культуры изыскиваются на законном основании по каналу: республиканское Министерство культуры — Госплан. В отношении студии — докладная записка в отдел высших и средних специальных учебных заведений Министерства культуры, копия в Министерство высшего образования. — Доложил он четко, нарочито по-деловому и спокойно. — Аргументация есть. И есть основания хлопотать об утверждении финансовой статьи.

Только Лежнев и Рогов, молчаливо сидевший в сторонке, знали, каких усилий стоит Олегу бюрократически чинное спокойствие. А Красновидов продолжал:

— Средства закладываются под такое количество студентов и актеров, которое нам определят. Ориентировочное число мы можем сообщить.

— Какое это число? — спросил секретарь по пропаганде.

— Двадцать пять на театр и двенадцать — пятнадцать на студию, — ответил Красновидов.

Боржом, принесенный секретарем-машинисткой, был выпит, в дыму от выкуренных папирос в кабинете лица, помертвевшие и бесформенные, казались плавающими в мутной воде, но артисты не расходились до тех пор, пока не был составлен проект письма в областное Управление культуры, в котором, после преамбулы «ввиду того-то и того-то», утверждалось долгожданное: создать в городе Крутогорске театр на правах филиала Государственного драматического с укомплектованием коллектива в 25 человек, ввиду территориальной отдаленности Крутогорска от крупных городов создать на месте драматическую студию.

Артисты вышли на улицу, направились в гостиницу. Красновидов резким движением всей пятерней протер глаза и снял пиджак. Рогов, взглянув на спину Олега, увидел, что рубаха на нем мокрая от пота.

У гостиницы их поджидала Шинкарева.

— Разрешите доложить? — подошла она к Красновидову. — Задание выполнено!

Красновидов, накинув на плечи пиджак, приосанился, встал по стойке «смирно» и, не сдерживая улыбки, по-строевому отчеканил:

— Докладывайте.

— Приняли решение держать контакт. Наметили мероприятия. В пятницу состоится выезд артистов совместно с комсомольским активом на строительный участок. Творческая встреча, лекция-концерт, в ответ на это комсомольцы-строители отдадут свой выходной день…

Ксюша зарапортовалась, дыхания не хватало, она умолкла на секунду, а Красновидов воспользовался этой секундой и спросил:

— Кому отдадут выходной день?

— Нам! — выпалила Ксюша.

— Зачем? — не мог понять Красновидов.

— На ремонт театра. — И скосила глаза на Рогова.

Петр Андреевич покачал головой:

— Упредили? Я лишь обмолвился, а она — пожалуйста.

— От лица театра выражаю вам благодарность, — объявил Красновидов.

— Служу Советскому Союзу!

— На пятницу выезд разрешаю. Во-ольно!

Олег Борисович предложил провести первый тур конкурса в домашней обстановке, один на один.

Лежнев, Красновидов и Рогов поступили так, чтобы снять с испытуемых конкурсный шок, снизить этот злосчастный барьер. Список подавших заявления (их было двадцать один человек) поделили на троих.

Ребята чувствовали себя, будто они и не экзаменовались вовсе, будто это не тот злой конкурс, на котором могут зарезать и навсегда закрыть для них двери театра, а обыкновенное собеседование. Поздно вечером на квартире у Рогова состоялось обсуждение.

Лежнев был хмур и сидел закрыв глаза, насупившись. Красновидову показалось это недобрым признаком.

— Начнем, пожалуй? — сказал Рогов и поглядел из-под очков на Лежнева и Красновидова. — Сначала хотелось бы услышать общее мнение в целом, а потом уже о каждом в отдельности.

Красновидову не терпелось узнать мнение профессора, но хмурь на лице Лежнева настораживала.

— Петр Андреевич, — попросил Олег Борисович, — будь добр, огласи, пожалуйста, оценки, которые проставил Егор Егорович.

— А что их Петру Андреевичу оглашать? — пробурчал Лежнев. — Что я, немой?

— Какой-то ты, Егор, сумрачный, — огорченно вставил Рогов, — туча не сотворила бы грозы.

— Какой еще грозы? Печень ноет, вот и сумрачный, дай-ка мне, если есть, грелку с кипятком.

Дали ему грелку. Он вздохнул, выдохнул, потом еще раз вздохнул.

— Наелся блинов, а жарили-то их небось на тавоте. Черт знает, как болит. Так вы насчет общего мнения? Скажу. Не ожидал, вот что. Ко мне в ГИТИС приходили на первый курс, не совру, слабее. Тут все сырое и безграмотное, но живое, а там — наоборот.

Лежнев навалился боком на грелку.

— Ты, Петр, видно, учил их не мастерству, а любви к театру. И правильно делал. И учил, чувствую, не прописями, а прививкой. Эльга… как ее? Никогда не запоминаю фамилий.