Бей или беги - [8]

Не держится — вцепился!

Мертвой хваткой.

Аж костяшки побелели.

Снова взглянув ему в лицо, я увидела морщинку между страдальчески сведенными бровями и подрагивающие ноздри.

Этот мачо боится летать?

Я сразу вспомнила Харпер. Вот у кого был жуткий страх перед полетами. Несколько раз мы с ней летали в отпуск в Европу, и каждый раз я была бессильна ей помочь. С момента посадки на борт она была просто комком нервов, весь полет сидела, вжавшись в кресло, бледная, дрожащая и буквально парализованная страхом. Если ей надо было в туалет, я провожала ее и караулила у двери. На нее больно было смотреть. Поэтому я пыталась уговорить Харпер выбрать для отдыха место в Штатах, куда можно доехать на машине. Однако она никогда не позволяла своему страху решать за нее. И это было одним из качеств, которые меня в ней больше всего восхищали.

Воспоминания о подруге невольно вызвали во мне прилив сочувствия к человеку рядом.

— Извините, можно вас? — позвала я проходящего мимо бортпроводника. Боковым зрением я увидела, что шотландец открыл глаза. — Я хотела бы еще шампанского.

— Мы готовимся к взлету, мисс Бриворт.

— Я очень быстро. Обещаю.

Конечно, он не выразил восторга по этому поводу, но шампанское принес. Я поблагодарила его улыбкой и обратилась к шотландцу, который опять закрыл глаза:

— Выпейте!

Он уставился на меня своими голубыми льдинками:

— Что?

Я протянула ему бокал:

— Это поможет.

— Вы о чем? — он поднял бровь.

— Это страх полета или только момента взлета?

Вместо ответа он сердито буркнул:

— Я не пью шампанского.

— А сейчас выпьете. Это, конечно, не виски, но оно снимет напряжение.

Он молчал, и я вздохнула:

— Господи, да не перестану я считать вас альфа-самцом только потому, что вы боитесь летать.

Тут он выхватил бокал из моих рук и выпил залпом. Вытирая губы, сумрачно произнес:

— Только взлет и посадка.

Видимо, ему нелегко далось это признание, поэтому я подавила улыбку:

— Неудивительно. Самолет — не драккар[7].

— Я шотландец. Не скандинав.

— Если вы пытаетесь убедить меня в том, что в ваших жилах не течет хоть капля скандинавской крови, то я вам не верю.

Бортпроводник подошел, чтобы забрать пустой бокал, но мой сосед его даже не заметил — он смотрел на меня так, как будто впервые увидел:

— Шведской.

— Что?

— Шведской крови. Мой прапрадед был шведом.

— Так я и знала! А вы еще спорили, когда я называла вас скандинавом. А я-то была в какой-то степени права, чисто технически.

— В еще большей степени вы вредная.

— Ну, здесь мне за вами не угнаться. Хотя сейчас я начинаю задумываться: возможно, тот противный парень, которого вы мне демонстрировали, на самом деле вел себя так из-за страха полета, а не потому, что он действительно противный?

— Противный парень? — он прищурился.

— Ну да. Вы вели себя со мной отвратительно с первой минуты нашей встречи.

— Позвольте не согласиться! Это вы с первой минуты нашей встречи лезли мне под руку. Как еще я должен был себя вести?

— Да вы меня практически сбили с ног у той стойки на выходе!

— Я вас не заметил.

— Серьезно?

— Вы метр вместе с каблуками. Серьезно.

— Мой рост метр шестьдесят. А с каблуками метр семьдесят.

Его взгляд снова прошелся по моему телу, задержавшись на ногах.

— По вам не скажешь.

Я нахмурилась:

— Вы намекаете, что у меня короткие ноги?

— Нет, на это намекает ваш рост.

— Для невысокого человека у меня как раз поразительно длинные ноги.

— Поразительно то, что вы любую тему можете превратить в спор. Это талант.

— Вы отвлекли меня. Я хотела сказать, что если на ваше поведение влиял страх полета, то и я была не в себе по причине нервного переутомления.

Если не ошибаюсь, при этих словах в его взгляде промелькнуло любопытство.

— Нервное переутомление?

— Тяжелая неделя выдалась, — кивнула я.

— Вдали от любимого?

— Вдали от… кого? — о чем это он?

— Ну, «солнышко» из телефона.

Я засмеялась:

— Это Харпер, моя лучшая подруга!

— Я удивлен, что у такой вредной особы есть лучшие подруги.

— Да меня все любят! Если бы вы сами не были взвинчены, вы бы тоже могли меня полюбить.

— Послушайте, я был зол не из-за страха полета. Я не был с вами знаком, не заметил, что ударил вас ноутбуком, но если бы вы не налетели на меня, как дикая кошка, я бы, возможно, извинился.

— Сомневаюсь. Вы невоспитанный. Скажите, как вы извинились за то, что оскорбили меня в «Олив энд Айви»? За то, что нагрубили у кофейного киоска? А?

Он рассмеялся, и этот хриплый сексуальный смех вызвал всплеск наслаждения внизу моего живота. Такая реакция моего тела на его смех ошеломила меня.

— Просто это было забавно. Вы так легко заводитесь.

Я фыркнула, пытаясь подавить в себе внезапно вспыхнувшее желание:

— Какой же вы все-таки извращенный, грубый тип, — я произнесла это более высокомерным тоном, чем планировала.

— А вы хорошенько подумайте, не пора ли вам хирургическим путем удалить большую шершавую занозу из вашей маленькой симпатичной попки.

— Прошу прощения, кажется, вы путаете меня с кем-то, кому есть какое-то дело до вашего мнения.

Он презрительно усмехнулся:

— Детка, я уже говорил, что не знаю тебя, но знаю, что для тебя ох как важно, что думают о тебе другие люди.

В ярости оттого, что он снова и снова сыплет мне соль на рану, но не желая показать этого, я начала с деловым видом хлопать себя по карманам пиджака, а потом взяла журнал из кармана переднего сидения.