Бьется пульс Конго - [46]

Спустя два года, накануне выборов, во вновь образованной провинции Южное Касаи балуба могли снова приветствовать Калонжи. Камитату сделал заявление: мулопве, мол, отбыл половину наказания и за примерное поведение освобожден из-под стражи. На самом деле в тюрьме Калонжи посетило некое таинственное лицо, разъяснившее ему новую ситуацию. Пришло время изменить тактику, и даже Чомбе это понял. Его час также пробил.

Кто был таинственный посетитель? Американец? Этого никто никогда не узнает. Но Калонжи оказался на свободе, и народ в Бакванге ликовал. Празднества с фейерверками следовали один за другим.

В Леопольдвиле депутаты парламента протестовали против освобождения Калонжи, ведь Гизецга все еще томился в заключении.

В Киквите премьер-министр принял парламентариев из Чикапы и Бакванги. Составлялись планы восстановления тесных экономических отношений между алмазами Чикапы и пальмовым маслом Квилу.

Однако население Киквита стояло в стороне от переговоров. Молодежь раздавала листовки, в которых требовала отставки скомпрометированного правительства Киквита и новых выборов. В Идиофе и Гунгу возмущались тем, что маниоку приходится покупать по вздутым ценам, ибо торговцы из Киквита подкупили министра финансов.

И вот однажды ко мне домой явился министр здравоохранения (мы симпатизировали друг другу).

— Господин доктор, — сказал он, — выдайте, пожалуйста, медицинское свидетельство.

Я посмотрел на него с удивлением. Это был высокий человек — почти двух метров роста — лет тридцати пяти, отец пятерых детей. В прошлом он был школьный учитель, воспитанник евангелической школы в Кванго и председатель евангелического комитета воспитания молодежи. Короче говоря — здоров и телом и душой. Он перешел из партии «Абази» в Партию африканской солидарности. Он, несомненно, был искушен в политических пируэтах, благодаря чему и обеспечил себе министерское кресло. Чем же он был болен? Его доходы в пять раз превышали заработок конголезского врача, который в поте лица своего оперировал больных, пока господин министр разъезжал по провинции. Став акционером трех предприятий, он обеспечил себя на черный день, когда уже не будет министром.

Заметив, что я внимательно его рассматриваю, министр добавил:

— Не для меня. Для некоего Качунги.

«Ага, — подумал я, — для мятежника».

— Он болен?

— По-видимому, он не совсем нормален, так как распространяет фантастические слухи о правительстве, целиком высосанные из пальца.

— Ну, если они действительно высосаны из пальца, то не могут принести правительству вреда.

— Люди верят ему и начинают возмущаться. Свидетельство о состоянии его здоровья нам бы очень помогло.

— К сожалению, я не психиатр. Почему бы вам не обратиться к главному врачу провинции? Он — административное лицо.

— Да, но ваше свидетельство имело бы больший вес.

— Меня могут обвинить в пристрастности. Кроме того, я не могу дать свидетельства, не осмотрев сначала больного. И я настаиваю, чтобы при осмотре присутствовал главный врач провинции. Если у меня возникнет подозрение, что господин Качунга душевнобольной, то единственное, что я могу сделать, это добиться, чтобы его осмотрел специалист в Леопольдвиле.

Министр вздохнул и поехал за главным врачом провинции. Затем мы втроем отправились к премьер-министру. Министр здравоохранения заперся с ним в кабинете, а главный врач и я остались ждать в приемной.

— Я не буду участвовать ни в каких махинациях, — предупредил я конголезского коллегу. Тот смущенно улыбнулся.

Вскоре нас пригласили в кабинет. Мы сели. Все молчали. Министр не переставал играть серебряным карандашом. Наконец, он взглянул на нас.

— Итак, вы отказываетесь выдать свидетельство.

— Отнюдь нет. Господин Качунга может в любое время прийти в клинику, и мы его осмотрим. Если потребуется, мы порекомендуем обратиться к специалисту в Леопольдвиле.

— Да, но добровольно он не явится. Мы ему уже предлагали полететь на осмотр в Леопольдвиль, но он отказался сесть в самолет. Говорит, что не доедет до Леопольдвиля. Разве это не доказывает, что он душевнобольной?

Я, наоборот, считал, что это очень умно со стороны Качунги. Наверно, он помнил, как обошлись в самолете с Лумумбой.

— Да, трудный случай. Уговорите господина Качунга прийти на консультацию в клинику, и мы его посмотрим.

На этом аудиенция закончилась.

Качунга исчез из Киквита. Никто не знал куда. То ли он пробился к мятежникам, то ли с ним что-нибудь случилось. Мне не удалось это выяснить. Некоторое время спустя из Киквита исчез и Мулеле, который недавно там появился. По слухам, он потребовал от министра внутренних дел, чтобы тот поддержал Жёнес[21]. Вскоре Мулеле стали разыскивать как подстрекателя.

Спустя некоторое время моему знакомому, плантатору К-, пришлось бежать в Киквит. Он мне рассказал, как однажды к нему из Киквита прибыл бельгийский офицер — подумать только, бельгийский офицер из Леопольдвиля! — во главе отряда Конголезской национальной армии. Офицер предъявил правительственный мандат, уполномочивающий его производить обыски по своему усмотрению.

Он показал господину К. фотографию.

— Вы знаете этого человека?

— Никогда его не видел.