Best Short Stories - [49]

Шрифт
Интервал

‘“I do,” says he, “frequently. I can’t sleep on one side all night. I’ll tell you, Brother Peters,” says he, “I’m going to start a poker room. I don’t seem to care for the humdrum in swindling, such as peddling egg-beaters and working off breakfast food on Barnum and Bailey for sawdust to strew in their circus rings. But the gambling business,” says he, “from the profitable side of the table is a good compromise between swiping silver spoons and selling pen-wipers at a Waldorf-Astoria[76] charity bazar.”

‘“Then,” says I, “Mr. Bassett, you don’t care to talk over my little business proposition?”

‘“Why,” says he, “do you know, you can’t get a Pasteur institute[77] to start up within fifty miles of where I live. I bite so seldom.”

‘So, Bassett rents a room over a saloon and looks around for some furniture and chromos. The same night I went to Monty Silver’s house, and he let me have $200 on my prospects. Then I went to the only store in Los Perros that sold playing cards and bought every deck in the house. The next morning when the store opened I was there bringing all the cards back with me. I said that my partner that was going to back me in the game had changed his mind; and I wanted to sell the cards back again. The storekeeper took ’em at half price.

‘Yes, I was seventy-five dollars loser up to that time. But while I had the cards that night I marked every one in every deck. That was labor. And then trade and commerce had their innings, and the bread I had cast upon the waters began to come back in the form of cottage pudding with wine sauce.

‘Of course I was among the first to buy chips at Bill Bassett’s game. He had bought the only cards there was to be had in town; and I knew the back of every one of them better than I know the back of my head when the barber shows me my haircut in the two mirrors.

‘When the game closed I had the five thousand and a few odd dollars, and all Bill Bassett had was the wanderlust[78] and a black cat he had bought for a mascot. Bill shook hands with me when I left.

‘“Brother Peters,” says he, “I have no business being in business. I was preordained to labor. When a No. 1 burglar tries to make a James out of his jimmy he perpetrates an improfundity. You have a well-oiled and efficacious system of luck at cards,” says he. “Peace go with you.” And I never afterward sees Bill Bassett again.’

* * *

‘Well, Jeff,’ said I, when the Autolycan adventurer seemed to have divulged the gist of his tale, ‘I hope you took care of the money. That would be a respecta — that is a considerable working capital if you should choose some day to settle down to some sort of regular business.’

‘Me?’ said Jeff, virtuously. ‘You can bet I’ve taken care of that five thousand.’

He tapped his coat over the region of his chest exultantly.

‘Gold mining stock,’ he explained, ‘every cent of it. Shares par value one dollar. Bound to go up 500 per cent within a year. Non-assessable. The Blue Gopher mine. Just discovered a month ago. Better get in yourself if you’ve any spare dollars on hand.’

‘Sometimes,’ said I, ‘these mines are not — ’

‘Oh, this one’s solid as an old goose,’ said Jeff. ‘Fifty thousand dollars’ worth of ore in sight, and 10 per cent monthly earnings guaranteed.’

He drew out a long envelope from his pocket and cast it on the table.

‘Always carry it with me,’ said he. ‘So the burglar can’t corrupt or the capitalist break in and water it.’

I looked at the beautifully engraved certificate of stock.

‘In Colorado, I see,’ said I. ‘And, by the way, Jeff, what was the name of the little man who went to Denver — the one you and Bill met at the station?’

‘Alfred E. Ricks,’ said Jeff, ‘was the toad’s designation.’

‘I see,’ said I, ‘the president of this mining company signs himself A. L. Fredericks. I was wondering — ’

‘Let me see that stock,’ said Jeff quickly, almost snatching it from me.

To mitigate, even though slightly, the embarrassment I summoned the waiter and ordered another bottle of the Barbera. I thought it was the least I could do.

Mark Twain

Punch, Brothers, Punch

Will the reader please to cast his eye over the following lines, and see if he can discover anything harmful in them?

Conductor, when you receive a fare,
Punch in the presence of the passenjare![79]
A blue trip slip for an eight-cent fare,
A buff trip slip for a six-cent fare,
A pink trip slip for a three-cent fare,
Punch in the presence of the passenjare!
Chorus.
Punch, brothers! punch with care!
Punch in the presence of the passenjare!

I came across these jingling rhymes in a newspaper, a little while ago, and read them a couple of times. They took instant and entire possession of me. All through breakfast they went waltzing through my brain; and when, at last, I rolled up my napkin, I could not tell whether I had eaten anything or not. I had carefully laid out my day’s work the day before — thrilling tragedy in the novel which I am writing. I went to my den to begin my deed of blood. I took up my pen, but all I could get it to say was, ‘Punch in the presence of the passenjare.’ I fought hard for an hour, but it was useless. My head kept humming, ‘A blue trip slip for an eight-cent fare, a buff trip slip for a six-cent fare,’ and so on and so on, without peace or respite. The day’s work was ruined — I could see that plainly enough. I gave up and drifted down-town, and presently discovered that my feet were keeping time to that relentless jingle. When I could stand it no longer I altered my step. But it did no good; those rhymes accommodated themselves to the new step and went on harassing me just as before. I returned home, and suffered all the afternoon; suffered all through an unconscious and unrefreshing dinner; suffered, and cried, and jingled all through the evening; went to bed and rolled, tossed, and jingled right along, the same as ever; got up at midnight frantic, and tried to read; but there was nothing visible upon the whirling page except ‘Punch! punch in the presence of the passenjare.’ By sunrise I was out of my mind, and everybody marveled and was distressed at the idiotic burden of my ravings — ‘Punch! oh, punch! punch in the presence of the passenjare!’


Еще от автора Генри Джеймс
Крылья голубки

Впервые на русском – знаменитый роман американского классика, мастера психологических нюансов и тонких переживаний, автора таких признанных шедевров, как «Поворот винта», «Бостонцы» и «Женский портрет».Англия, самое начало ХХ века. Небогатая девушка Кейт Крой, живущая на попечении у вздорной тетушки, хочет вопреки ее воле выйти замуж за бедного журналиста Мертона. Однажды Кейт замечает, что ее знакомая – американка-миллионерша Милли, неизлечимо больная и пытающаяся скрыть свое заболевание, – также всерьез увлечена Мертоном.


Детские игры

Вы держите в руках очень необычный сборник. Он состоит из рассказов, главные герои которых — жестокие дети.Словосочетание «детская жестокость» давно стало нарицательным, и все же злая изобретательность, с которой маленькие герои рассказов расправляются со взрослыми и друг с другом, приводит в ужас. Этот уникальный в своем роде сборник невольно наталкивает на мысль о том, что внутренний мир наших детей — это точный слепок окружающего нас жестокого противоречивого мира взрослых.


Словарь Сатаны и рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Поворот винта

Повесть «Поворот винта» стала своего рода «визитной карточкой» Джеймса-новеллиста и удостоилась многочисленных экранизаций. Оригинальная трактовка мотива встречи с призраками приблизила повесть к популярной в эпоху Джеймса парапсихологической проблематике. Перерастя «готический» сюжет, «Поворот винта» превратился в философский этюд о сложности мироустройства и парадоксах человеческого восприятия, а его автор вплотную приблизился к технике «потока сознания», получившей развитие в модернистской прозе. Эта таинственная повесть с привидениями столь же двусмысленна, как «Пиковая дама» Пушкина, «Песочный человек» Гофмана или «Падение дома Ашеров» Эдгара По.


Европейцы

В надежде на удачный брак, Евгения, баронесса Мюнстер, и ее младший брат, художник Феликс, потомки Уэнтуортов, приезжают в Бостон. Обосновавшись по соседству, они становятся близкими друзьями с молодыми Уэнтуортами — Гертрудой, Шарлоттой и Клиффордом.Остроумие и утонченность Евгении вместе с жизнерадостностью Феликса создают непростое сочетание с пуританской моралью, бережливостью и внутренним достоинством американцев. Комичность манер и естественная деликатность, присущая «Европейцам», противопоставляется новоанглийским традициям, в результате чего возникают непростые ситуации, описываемые автором с тонкими контрастами и удачно подмеченными деталями.


Американец

Роман «Американец» (1877) знакомит читателя с ранним периодом творчества Г. Джеймса. На пути его героев становится европейская сословная кастовость. Уж слишком не совпадают самый дух и строй жизни на разных континентах. И это несоответствие драматически сказывается на судьбах психологически тонкого романа о несостоявшейся любви.


Рекомендуем почитать
Рассказ укротителя леопардов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лучше не бывает

Выпускаемый впервые на русском языке роман «Лучше не бывает» исследователи творчества Айрис Мердок единодушно признают одним из лучших произведений автора. Действие романа начинается с загадочного самоубийства чиновника министерства в своем кабинете. Служебное расследование трагического случая, проводимое со всей тщательностью министерским юристом Дьюкейном, переплетается с коллизиями нескольких пар любовников и супругов и завершается самым неожиданным для читателя образом.


Осенние мухи. Дело Курилова

Издательство «Текст» продолжает знакомить российского читателя с творчеством французской писательницы русского происхождения Ирен Немировски. В книгу вошли два небольших произведения, объединенные темой России. «Осенние мухи» — повесть о русских эмигрантах «первой волны» в Париже, «Дело Курилова» — историческая фантазия на актуальную ныне тему терроризма. Обе повести, написанные в лучших традициях французской классической литературы, — еще одно свидетельство яркого таланта Ирен Немировски.


Ада, или Эротиада

Роман «Ада, или Эротиада» открывает перед российским читателем новую страницу творчества великого писателя XX века Владимира Набокова, чьи произведения неизменно становились всемирными сенсациями и всемирными шедеврами. Эта книга никого не оставит равнодушным. Она способна вызвать негодование. Ужас. Восторг. Преклонение. Однако очевидно одно — не вызвать у читателя сильного эмоционального отклика и духовного потрясения «Ада, или Эротиада» не может.


На циновке Макалоа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.


The Stories of Mystery

Чтение оригинальных произведений – простой и действенный способ погрузиться в языковую среду и совершенствоваться в иностранном языке. Серия «Бестселлер на все времена» – это возможность улучшить свой английский, читая лучшие произведения англоязычных авторов, любимые миллионами читателей. Для лучшего понимания текста в книгу включены краткий словарь и комментарии, поясняющие языковые и лингвострановедческие вопросы, исторические и культурные реалии описываемой эпохи. В этой книге собраны великолепные рассказы о непознанном и загадочном.


Best Horror Stories

Чтение оригинальных произведений – простой и действенный способ погрузиться в языковую среду и совершенствоваться в иностранном языке. Серия «Бестселлер на все времена» – это возможность улучшить свой английский, читая лучшие произведения англоязычных авторов, любимые миллионами читателей. Для лучшего понимания текста в книгу включены краткий словарь и комментарии, поясняющие языковые и лингвострановедческие вопросы, исторические и культурные реалии описываемой эпохи. В этой книге собраны страшные истории о таинственных силах, невероятных событиях и необъяснимых явлениях.