Бессонница - [30]

Ждать воду из тылов бесполезно. Роту не снабжали уже и питанием. Гитлеровцы патрулировали степь днем и ночью. Лошадь в роте одна на все нужды. Старшине удалось проскочить в темноте еще раз, но почти пустому. Привез только приказ: не отходить, пока части не укрепятся на другом рубеже.

В обороне уже который день тихо. Немец тоже повыдохся, подтягивает тылы.

На пятую ночь трое солдат обезумели без воды — ушли к колодцу. Гитлеровцы зло посмеялись над ними. Даже дали время поднять на барабан ведро, но как только солдаты припали к нему — треснули автоматы.

Ночами фашисты орали со смехом: «Иван! Вадичка вкусно?!»

Молодой работник штаба Шаканалиев не был на фронте. И все же он отчетливо представлял себе сейчас, что было тогда на рубеже Ковровой балки. Глядя на серые гребешки волн, он вздохнул.

— Вода-а.

Генерал не откликнулся. Он стоял строго и прямо, как стоят в почетном карауле, и, не отрываясь, смотрел на полусгнившие остатки сруба.

С серым от пыли и знойной истомы лицом солдат втолкнул девушку в блиндаж, сказал лейтенанту:

— Вот… Блукала по стэпу. Мовчит, хай ей бис!

— Ладно, Марченко. Ступай!

Девушка устало прислонилась к стене. Видно, еле держалась на ногах. Такое же, как у солдата, серое круглое лицо в пыльных подтеках пота. Глаза суровы, точно заранее осуждают. Темное платье в пятнах грязи.

«Захватили… Если всех собирать, что уходят из Харькова… Много их в степи, обездоленных».

— Садись. Ну, так и будем молчать?

Она облизнула сухие губы.

— Попить… Пожалуйста.

— Вот уж чего нету, того нету, — невольно раздражаясь, поморщиля Анисимов. И, увидев, как детски обидчиво задрожали у девушки губы, пояснил: — Без воды шестые сутки…

Она вроде не поверила.

— А колодцы?

— Ты что, здешняя? — Она кивнула. — Так смотри.

Анисимов открыл смотровую щель. Девушка подошла.

— А… А деревня? Где деревня?..

— Сюда, что ли, шла? — горько усмехнулся Анисимов.

— К маме… в Коврово.

У самых ног генерала, словно тревожась, плещется озеро. На миг он перевел глаза на сумрачную под серым небом воду. Снял перчатку, тылом ладони провел по вдруг пересохшим губам.

Шаканалиев, услышав позади шорох, обернулся. В кустах стоял Мишка и манил к себе. Полковник тихонько подошел.

— Что тебе, мальчик?

— Дядя… Мамка вас чай пить велела звать.

— Ты что, домой уже слетал?

— Угум-м. По запруде-то близехонько…

Мальчишка, как и Шаканалиев, говорил шепотом и все косил глазами на генерала.

— Я подожду вас у запруды, ладно, дяденька?

Шаканалиев неопределенно махнул рукой. Мишка исчез.

Озеро плескалось у ног генерала. Он ничего не замечал.

Она учила ребят русскому языку. Тасей звали ее. В Коврово родилась и выросла. А работала в Харькове. Проплакавшись, спросила:

— А здесь внизу колодец, что?..

— Бомба, — коротко бросил Анисимов. — Нет колодца.

— Можно посмотреть?

Вышла и долго стояла, глядя из-за бруствера на огромную воронку. Вернулась, попросила бумагу и карандаш, быстро нарисовала что-то.

— Посмотрите. Понятно?

На рисунке были изображены два колодца на склонах балки, кривая линия соединяла их. На линии в трех местах нарисованы кружочки.

— Не совсем, — сказал Анисимов, ничего не понимая.

— Так слушайте. Вы говорите, что после взрыва вода держалась в воронке, а потом пропала. И не знаете почему?

Тася знала все. Колодец этот вырыли перед войной и зря — он не дал воды. Тогда колхозный механик предложил соединить колодцы сточной трубой. И тот, что сейчас у немцев, отдал часть своего ключа.

— Выходит, кружочки у тебя — смотровые колодцы, а вода исчезла потому, что взрывом где-то перекрыло сточную трубу?

Счастливый уже одним сознанием, что вода близко, Анисимов заулыбался.

— Хотите, у меня есть сухари? — спросил он, желая как-то выразить свою признательность.

Тася взяла сухарь, стала жевать. Но проглотить она не смогла. Горькая сухота першила в горле. А вода текла где-то рядом. Казалось, ее прохладный запах касается ноздрей. У Анисимова закружилась голова. Он вышел на воздух. Велел связному позвать политрука.

Шаканалиев увидел, как генерал закрыл глаза и покачнулся.

— Михал Михалыч, не пора ли нам?

— Подожди, Шукур…

У ног генерала тревожно разговаривали о чем-то мелкие суетные волны. Сыроватая прохлада била в ноздри.

План был самый простой. Ночью Тася с Анисимовым (он присвоил себе это право) найдут смотровой колодец и проложат пути будущей траншеи к нему. Солдатам ни звука: не надо волновать людей до поры.

Тася снова вышла к брустверу, пристально всматривалась в каждую складочку склонов. А когда стемнело, она уверенно поползла впереди Анисимова, ловко втискиваясь в землю, если «зонтик» ракеты нависал слишком близко.

Наконец, вот он — смотровой колодец: сруб вровень с землей, закрытый деревянным щитком. Щиток по щелям пророс травой — сто раз пройдешь днем и не заметишь. Ай да Тася!

Открыли не без труда. Как узнать, глубоко ли?… Анисимов повис на руках, вцепившись ими в верхнее бревно сруба, и… булькнул ногой в воде.

Почти неделю лазили они с Тасей по ночному смертному склону: немцы часто строчили по нему, будто решили именно здесь освободиться от патронов. Изредка с Тасей уходил политрук, но никто другой: слишком дорога была вода, чтобы доверить ее в самом начале в чьи-нибудь неумелые руки. Еще не обильная пока струя потекла и в другие роты.