Бессонница - [29]

Шрифт
Интервал

Почти стемнело. Пора было начинать.

Колодец

Анисимов был доволен: радовали выучка солдат, знания командиров. Лучшего от учений трудно было и ждать. Он еще взглянул на экран и повернул голову к начальнику штаба.

— Что ж, неплохо, Шукурбек. Но я хочу на воздух.

Полковник, видимо, ждал этой фразы.

— Да, да… Поехали, товарищ генерал. Машина ждет.

Открытый вездеход шел без дороги, стремительно. Начальник штаба не любил. этого. Медленная езда помогала раздумьям, боевые операции на карте требовали неторопливости. Но он хорошо знал привычки Анисимова.

Генерал сидел, как всегда, молча. Папаха надвинута к сивым густым бровям. Серые, как это небо над степью, глаза глядели прямо перед собой. Смуглую худобу щек подрумянивал встречный ветер.

— Алеша, — неожиданно сказал он, — сейчас балка. Э-э… Попридержи.

— Есть придержать, — весело откликнулся водитель.

Полковник посмотрел на генерала удивленно.

— Вы сегодня не торопитесь, Михал Михалыч?

— Тороплюсь, Шукурбек. Но… Сейчас Ковровая балка. Хочу взглянуть.

— На что?

— Шукур, — чуть досадуя, сказал генерал, — это же Ков-ро-вая!

Начальник штаба с тревогой вскинул глаза, все еще не понимая.

— Не помнишь? — с укоризной покачал головой Анисимов.

Полковник Шаканалиев знал генерала не только по службе. Сам тон вопроса вдруг осветил в памяти недавний вечер в Харькове на квартире, его рассказ.


— Неужели это было здесь, товарищ генерал?

Анисимов не ответил. Шаканалиев с интересом стал всматриваться в степь. И сразу куда-то пропало ее однообразие. Он приметил и пологие склоны оврага, и то, что они перерезаны маленькими балками, спадающими со степи. И все так знакомо и неожиданно волнующе, будто он видел перед собой не унылую серовато-бурую степь в глухую осеннюю пору, а свой иссиня-голубой Иссык-Куль.

Вездеход тихо перевалил балку и остановился.

— Куда теперь, товарищ генерал? — спросил водитель.

Анисимов, словно очнувшись, посмотрел удивленно, но, очевидно, вспомнил, что водитель не может знать того, что знает он, показал направо.

— Давай вдоль балки.

Шаканалиев неотрывно смотрел на нее. Сейчас за поворотом появятся кущи яблонь… Ага, вот они. За ними перелесок. Так и есть. Дальше будет деревня. Правда, в рассказе генерала ее не было: все, что не сгорело, попало в накаты блиндажей. Но теперь-то она обозначена на новой карте начальника штаба.

Поворот проехали. Деревни нет. Шаканалиев вопросительно поглядывал на генерала. Тот стоял в машине во весь свой высокий рост. Лицо его выражало недоумение. И вдруг, затененная берегами, тускло блеснула вода… В Ковровой балке, где, по рассказу генерала, воду добывали только из глубоких колодцев, поблескивало озеро!

— Стой, Алексей — генерал опустился на сиденье. — Подожди нас здесь. Шукурбек, пошли…


Чуть задыхаясь на ходу, немного уставший, Шаканалиев с невольной завистью любовался генералом. Тот шагал так, словно под ногами его не скользили глинистые склоны, порывистый ветер не рвал полы его шинели.

Вот и конец спуска, заросли перелеска позади. Они вышли на берег небольшого озера. Рядом земляная, убранная в каменные плиты плотина перекрывала балку. За озером темнели уже голые сады, а за ними выглядывали черепичные, шиферные, тесовые крыши.

— Мда-а-а… — протянул генерал.

И тотчас из-за куста донеслось:

— А-а?

На урезе обрывистого берега сидел мальчишка. Испуганно поглядывая из-под большого козырька, наверное, отцовской кепки, он чуть не выронил из рук удочку.

— Вы у меня спрашиваете, дяденьки?

— Нет, мы между собой, — сказал генерал. — Впрочем… Ты из какой деревни?

Мальчишка вскочил. Зачарованный генеральскими погонами, пролепетал:

— Из… Коврова…

— Далеко это?

— Не-е-е… Вон где оно, — показал мальчишка на другую сторону озера.

Генерал с грустью взглянул на Шаканалиева.

— Вот и все, Шукурбек.

Тот невольно улыбнулся.

— Вы, кажется, сожалеете, товарищ генерал?

— Ничего не вижу в этом плохого в данной ситуации, товарищ полковник…

Анисимов, думая о чем-то, взял мальчишку за подбородок.

— В школу ходишь?

— Угум-м.

— А как тебя звать?

— Мишкой.

— Да ну?! — не поверил генерал. — Представь, и меня Мишкой… Вот ведь какое дело! — Потом спросил серьезно: — Скажи-ка, Михаил, на этой стороне нет старых колодцев?

— Старых-престарых? — совсем уже панибратски заглянул в глаза генералу мальчишка.

— Вот именно, старых-престарых.

Мальчишка поправил кепку.

— Пошли!

Они сделали в зарослях всего полсотни шагов.

— Вот!

Вода новорожденного озера лишь на полметра отстояла от полусгнившего сруба. Барабан из-под цепи чудом висел на одном стояке. Не сохранилась цепь. Но старый вяз так же, как и двадцать четыре года назад, протягивал над колодцем свои корявые сучья.

Генерал словно врос в землю. Он совсем не замечал, что до боли сжимает руку Шаканалиева.

— Он, — прошептал Шаканалиев, хотя видел колодец впервые.

Анисимов не сказал ничего. Мальчишка постоял-постоял и тихонько пошел обратной дорогой.


В те дни июльское солнце так прогревало степь, что она и ночью не остывала. Стрелковая рота лейтенанта Анисимова закопалась в землю на урезе Ковровой балки. Оборона ее растянулась на три километра, а в роте всего-то семьдесят человек. Но главное — нет воды. Единственный колодец, затененный густолистым вязом, серел срубом за пепелищами деревни Коврово на противоположном склоне оврага. Всю ночь мертвый свет ракет освещал его: за ним, по кромке балки, — немцы.


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».