Бессмертные - [239]

— Не глупи, доктор хочет помочь тебе, — сказал Бобби. Он говорил ровно и невозмутимо, стараясь не повышать голоса, словно таким образом надеялся успокоить ее, чтобы врач смог сделать ей укол.

— Это всего лишь слабое успокоительное, Мэрилин, — ласково проговорил Гринсон. Он медленно продвигался в глубь комнаты, пытаясь приблизиться к ней. Мэрилин стала пятиться от него.

Ее мутило от отвращения — к самой себе, к обоим мужчинам. Ей было противно даже взглянуть на Гринсона, не говоря уже о том, чтобы прислушаться к его словам.

Она тупо затрясла головой. К горлу подступила тошнота, хотя она с самого утра ничего не ела.

— Это поможет снять стресс, — продолжал увещевать ее Гринсон. Он осторожно нажал на поршень шприца, чтобы выпустить воздух. — Вы поспите, — мягко проговорил он. — А завтра мы все обсудим…

Гринсон сунул руку в карман и извлек оттуда ватный тампон, обильно смоченный в спирте. Резкий запах напомнил Мэрилин о больнице, где она избавилась от своего ребенка — ребенка Бобби — всего три недели назад.

Бобби стоял у двери, чтобы она не могла убежать, а Гринсон медленно кружил по комнате, приближаясь к ней. Мэрилин схватила с пола телефон на длинном шнуре, которого хватало, чтобы переносить аппарат из комнаты в комнату. Мужчины чуть попятились назад, и она подумала, что они, должно быть, независимо друг от друга решили, будто она собирается отбиваться от них телефонным аппаратом.

Мэрилин зловеще улыбнулась, как бы призывая мужчин попытаться схватить ее, ко они, очевидно, не были готовы к столь решительным действиям.

— Оставьте меня в покое, — вымолвила она глухо и бесстрастно и сама удивилась своему голосу.

Гринсон посмотрел на Бобби, тот бросил на него ответный взгляд и кивнул.

— Не думала я, что ты такой, — тихо сказала она Бобби.

Мэрилин прошла в дальний конец комнаты и поднялась на две ступеньки покрытой дорожкой лестницы, которая вела в спальню; телефонный шнур змейкой тянулся за ней.

Теперь она была почти в безопасности. Она была уверена, что у Гринсона не хватит смелости взломать дверь в спальню, и Бобби тоже вряд ли на это решится. Она держала телефонный аппарат высоко перед собой, словно изгоняла дьявола.

— Не… подходите… ко… мне, — выговаривала Мэрилин очень медленно и четко, словно каждое слово отдавалось в ее теле жгучей болью.

Мужчины не двигались. Гринсон стоял, будто его пригвоздили к месту, безжизненно опустив руку со шприцем. Бобби немигающим взглядом смотрел на нее из другого конца комнаты.

Мэрилин понимала, что спальня для нее — это ловушка, но ей невыносимо было видеть этих мужчин. Она собрала в кулак всю свою выдержку, чтобы не расплакаться, чтобы они не видели, как у нее дрожат руки. Она так крепко сжимала телефон, что костяшки пальцев побелели. Она хотела только одного — укрыться за дверью своей спальни.

— Вы позвоните мне? — с тревогой в голосе спросил Гринсон. — Вы придете ко мне завтра?

Мэрилин не ответила. Она не хотела разговаривать с ним, не хотела думать о завтрашнем дне. Ее заботило только, удастся ли ей пережить этот день.

С телефоном в руках она проскользнула в спальню и, прежде чем закрыть дверь, остановилась и посмотрела в глаза Бобби.

— А теперь, пожалуйста, уходите, — сказала она. — Оба.

Бобби стоял бледный, не отрывая от нее глаз, пытаясь определить, это было ясно, правильно ли он поступил и чем это может грозить.

— Ты ведь будешь умницей? — спросил он.

Мэрилин опять промолчала. Его это больше не касается. Она ужасно устала, но спать не хотела.

— Кто-то заплатит за все это, — сказала она, сама не зная почему.

Мэрилин повернулась и заперла за собой дверь спальни. Она даже не слышала, как хлопнула входная дверь, не слышала, как они уехали. Она осталась одна.

Раздевшись, она бросила одежду на стул и поставила на сбрасыватель проигрывателя пластинку с песней Фрэнка “Блюз в ночи”, а сверху положила еще пять пластинок с его песнями. Абсолютно нагая, Мэрилин лежала на кровати; в открытое окно врывался легкий ветерок и обдувал ее тело. Несколько мгновений она наслаждалась окутавшей дом тишиной, которую нарушало только монотонное жужжание насекомых в кронах эвкалиптов за окном и сухой шелест листьев — она всегда скучала по этим звукам, когда надолго уезжала из Лос-Анджелеса. Пластинка опустилась на диск проигрывателя, и комнату заполнил мелодичный, печальный голос Фрэнка — самый красивый и чувственный голос, какой она когда-либо слышала. Мэрилин тихо подпевала.

“Блюз в ночи, — думала она, — это песня о моей жизни”.

Нужно выпить несколько таблеток снотворного и попытаться уснуть, решила она. Потом стала звонить по телефону. До ночи еще далеко, а она так одинока. Ей просто необходима чья-нибудь поддержка.

Она теперь не знала номер прямого телефона Джека, но помнила телефон Белого дома.

Крепко сжимая трубку, она слушала и слушала раздающиеся в ней гудки в надежде, что кто-нибудь все же ответит…

Эпилог «Молитва в память о Норме Джин»

Два агента службы безопасности встретили меня на аэродроме, и мы сразу поехали в дом Мэрилин в Брентвуде. Не знаю, зачем я попросил их об этом. Мне там нечего было делать. Но я чувствовал, что должен сначала побывать в доме Мэрилин, а потом уже начинать действовать.