Бессмертные - [240]

Военный самолет доставил меня в Лос-Анджелес быстро, хотя лететь было очень неудобно. Всю дорогу меня не покидали мысли о том, что в ее смерти есть и доля моей вины. Я понимал, что по приезде мне следует сразу же отправиться в свой офис и оттуда по телефону заняться обработкой средств массовой информации, сделать все, чтобы фамилия Кеннеди не упоминалась в связи со смертью Мэрилин, но это было выше моих сил. Сначала я должен был хоть на мгновение побывать там, где еще совсем недавно жила Мэрилин.

Маленький домик все еще был окружен полицейскими. Агенты показали свои удостоверения, и нас пропустили, хотя на лицах полицейских читалось явное недовольство.

Возле дома на газоне лежал большой игрушечный тигр.

— Что это? — поинтересовался я у одного из агентов сыскной полиции Лос-Анджелеса, которые стояли возле дома в надежде, что их фотография попадет на страницы “Лос-Анджелес таймс”.

— Игрушка, — пожимая плечами, ответил полицейский. — Совсем новая. В коридоре дома их целая гора. Как будто сейчас Рождество.

— Интересно, что бы это значило, — сказал я. Мэрилин не коллекционировала игрушечных животных.

— Ума не приложу. А вы из Вашингтона? — спросил он. — Ваша фамилия Леман?

Я кивнул.

— Макреди, — представился полицейский. — Мне поручено сопровождать вас, оказать почетный прием.

Мы обменялись рукопожатием, и Макреди, крупный мужчина в мятом полосатом костюме из легкой ткани, повел меня в дом. В комнатах было темно и тихо.

— Недавно приезжал ее муж, — сообщил он. — Несчастный мужик.

Я бросил на него удивленный взгляд.

— Артур Миллер? Приезжал сюда?

— Нет-нет. Самый первый муж, Джим Доуэрти. Он служит сержантом в полиции Лос-Анджелеса. Хороший парень. Я позвонил ему сразу же, как только узнал о случившемся, и сообщил, что она умерла от чрезмерной дозы наркотиков. “Бедная Норма Джин, — сказал он. — Ей никогда не везло”. Наверное, он прав. — Макреди открыл дверь в спальню. — Вот здесь она и умерла.

При виде маленькой унылой спаленки я чуть не разрыдался. Незастеленная кровать Мэрилин казалась почти голой. На ней лежали обычный полосатый матрас, две спутанные простыни, одеяло и измазанная косметикой подушка — ни кружевных накидок, ни нарядных покрывал. Такие кровати стоят в дешевых мотелях, в номерах, которые снимают на час. Мебели в спальне было мало, и, казалось, она тоже завезена из мотеля — дешевая тумбочка, пара стульев, заваленных старыми журналами и одеждой, телефон на длинном шнуре, который змейкой тянулся от самой двери.

— Она умерла с телефоном в руках, — сказал Макреди. — Мы с трудом вырвали из ее ладони трубку, когда забирали тело. Трупное окоченение. — Он закурил сигарету. — Должно быть, она умерла, когда набирала чей-то номер. Кошмарная смерть — умереть в одиночестве, пытаясь дозвониться кому-то…

— Она оставила какую-нибудь записку?

Макреди окинул меня циничным взглядом сыщика — теперь он понял, зачем я приехал.

— Никаких записок она не оставляла, — ответил он. — Пусть в Вашингтоне не беспокоятся.

— Мне нет никакого дела до Вашингтона, сержант, — сказал я. — Я просто друг семьи.

— Хотел бы я знать, о какой семье вы говорите? — Мы прошли в гостиную, затем на улицу. — Чем еще могу быть полезен? — спросил он.

Я объяснил. Макреди взглянул на меня с еще большим отвращением.

— Воля ваша, — отозвался он. — Не хотел бы я заниматься вашей работенкой.

В отеле меня ждал Лофорд. Он был бледен, как полотно, по лицу его струился пот, хотя в номере работал кондиционер, руки тряслись, как в лихорадке.

— Надеюсь, Джек не винит меня в случившемся? — спросил он.

Я покачал головой. Джек винил только себя, а ему удастся заглушить голос совести.

— Как это произошло? — поинтересовался я.

— После того как Бобби объявил ей, что между ними все кончено, она напилась таблеток.

— Это мне известно. Но почему Бобби не остался с ней? Почему Гринсон не дал ей чего-нибудь успокоительного?

— Бобби решил, что они сделали все возможное. Гринсон посчитал, что ситуация не критическая.

— Она звонила тебе?

Лофорд кивнул. Вид у него был, как у побитой собаки.

— Да, звонила. Говорила она невнятно — она всегда так разговаривала после нескольких таблеток. Меня это не удивило: я ведь знал, в чем дело. И поэтому не встревожился.

— Что она сказала тебе?

— Она спросила, у нас ли Бобби… Знаешь, все вышло как-то… э… глупо. Бобби сидел возле бассейна, когда она позвонила, и он сказал: “Если это Мэрилин, скажи, что меня здесь нет”. Наверное, она слышала это. Когда я сказал, что Бобби уехал, она ответила: “Ты хороший парень, Питер. Попрощайся с Бобби от моего имени” — и повесила трубку. Вот и все. — Лофорд щелкнул влажными пальцами. — Я стал звонить ей, но у нее постоянно было занято, занято, занято… Бобби ждал вертолет, и когда он улетел, я вернулся в дом и опять позвонил ей. Но ее телефон по-прежнему был занят, тогда я позвонил Гринсону. Тот после моего звонка отправился к ней домой, но она уже была мертва… — По глазам Лофорда я видел, что он рассказал далеко не все.

Он налил себе виски и большими глотками осушил бокал. У меня создалось впечатление, что он заранее отрепетировал свою версию.