Бессмертные - [238]

Мэрилин, не отрываясь, смотрела на Бобби. Она совсем не думала “угрожать” ему — во всяком случае, она имела в виду совсем другое.

— Питер неправильно понял меня, — стала оправдываться Мэрилин. — Ты же знаешь, какой он.

— Знаю, — безжалостно отрезал Бобби. — Но то, что он мне передал, в толкованиях не нуждается. Если я не приеду к тебе, ты всем расскажешь о нашем… э… романе .

Последнее слово Бобби выговорил с явным отвращением, словно одна только мысль о том, что спал с ней, вызывала у него омерзение.

— Ты говорила это? Или что-нибудь подобное?

Он говорил без злобы, но она не слышала в его голосе и любви. Ничто в лице Бобби, в его поведении не напоминало ей того мужчину, чье тело она знала, как свое собственное, мужчину, который был отцом ее ребенка… Перед ней стоял незнакомый, чужой человек. В глазах ни жалости, ни сочувствия, губы плотно сжаты — это был не любовник, а судья, и он выносил приговор их любви. Он приговорил их любовь к смерти.

— Мы совершили ошибку, — сказал Бобби. — Наши отношения зашли слишком далеко. — Он помолчал. — Я виню себя, а не тебя.

— Ничьей вины тут нет…

— Есть, — резко оборвал он Мэрилин. Глаза его угрожающе сверкнули, словно ей наконец-то удалось пробить брешь в его оборонительных сооружениях. — Во всем виноват я. Я должен был понимать…

— Что мне нельзя доверять?

— Что подобные отношения… э… скрыть невозможно. Вот что я хотел сказать. Рано или поздно это должно было получить огласку. Ты пользуешься большой известностью. Я — брат Джека. С самого начала было ясно, что у нас нет никаких шансов.

— Шансы были , — возразила Мэрилин. — Мне очень жаль.

— Тут не о чем сожалеть.

— Нет, есть. — Она предпринимала все возможное, чтобы Бобби внял ее словам, пыталась заставить его посмотреть ей в глаза, но он не мог — или не хотел. — Когда у меня был Джек, — тихо заговорила Мэрилин, — мне всегда казалось, что ты такой печальный.

— Печальный?

— В глазах твоих были печаль и зависть. Как у Дэйвида, только еще сильнее. Тогда я все время думала: он не знает любви, его никто не любит по-настоящему , как я люблю Джека. Он одинок и поэтому такой грустный. Я тогда не любила тебя. Просто ужасно жалела.

Бобби смущенно рассмеялся.

— Ты ошибалась, — возразил он. — Меня любит Этель. Дета. Мало кому выпадает столько любви. Я не заслуживаю этого.

— Нет, Бобби, это не любовь. Я говорю совсем о другом, и ты это знаешь. Если бы не дети, можно было бы предположить, что Этель — одна из твоих сестричек . Ты постоянно беспокоишься о своей Этель, о том, чего она хочет, что она подумает… Когда я впервые увидела тебя, после того как Джеку сделали операцию на позвоночнике, я сказала себе: он не знает, что такое любовь — любовь женщины, которая думала бы о нем , беспокоилась о его нуждах и исполняла его желания… Однажды я сказала тебе — я сделаю для тебя все, любимый, все, о чем ты мечтаешь в своих самых фантастических грезах, и всегда готова выполнить любое твое желание, и я говорила искренне. Я и сейчас могу повторить это.

Бобби вздохнул.

— Все это ни к чему, — спокойно произнес он. — И не потому, что я не испытываю к тебе никаких чувств, Мэрилин. Ты мне не безразлична. И не потому, что я не хочу наслаждаться в твоих объятиях. Я был бы счастлив. И сейчас хочу этого. Тебе не пришлось бы долго уговаривать меня. Но это ничего не изменит. Мы должны расстаться. Я не могу встречаться с тобой. Я не буду отвечать на твои звонки. Если ты станешь писать мне, я не буду вскрывать твои письма. Возможно, тебе будет тяжело. И мне, наверное, тоже. Но это ничего не меняет. Ничего тут не поделаешь.

Мэрилин на мгновение прикрыла рукой глаза. Ее поразило то, как он произнес свой приговор. Голос Бобби звучал бесстрастно. Не оставляя никаких сомнений и — самое страшное — никакой надежды.

— И, конечно же, я должна молчать? — она произнесла это зло, с горечью — не смогла сдержаться.

— Так было бы лучше, — ответил он. — Я буду благодарен тебе за это, И Джек тоже. Однако, если худшее все же произойдет, если ты предашь огласке наши отношения, я все буду отрицать. — Он задумался. — Тебе никто не поверит. А мне поверят. И Джеку.

В принципе для нее это больше не имело никакого значения. Она не хотела вредить Бобби и Джеку, даже если это было бы в ее силах. У них были жены, дети, своя жизнь, высокое положение в обществе — и им приходилось заботиться о своей репутации.

— Бобби, — произнесла Мэрилин, с наслаждением выговаривая его имя. — Это твое собственное решение? Или Джека? Или Этель?

— Мое, — ответил он. — Разумеется, и Джек этого хочет. Этель тоже повлияла на меня, как ты понимаешь. Но решение о разрыве принял я сам. И решение это окончательное. Встречаться мы больше не будем.

Вздрагивая от рыданий, она упала на колени, но он, не доверяя себе, побоялся поднять ее.

— Ты мучаешь себя, — сказал Бобби. — И меня.

В дверь постучали. Мэрилин это удивило, ведь она дала указание миссис Мюррей ни в коем случае не беспокоить их.

Она подняла голову и увидела на пороге доктора Гринсона. В руке он держал шприц. Гринсон смотрел не на нее, а на Бобби. Тот кивнул.

Мэрилин отчаянно закричала — от охватившего ее гнева, от того, что ее предали. Она кричала на Бобби за то, что он призвал на помощь Гринсона. Она кричала на Гринсона за то, что он согласился участвовать в этом грязном заговоре, а ведь ему она доверяла больше, чем кому бы то ни было.