Бессмертники — цветы вечности - [5]
Ротмистр ходил вдоль насыпи, видел множество следов, оставленных на мягкой влажной земле, потом спустился в лесок. Здесь, саженях в ста от насыпи, на поляне, он наткнулся на след недавно проехавшей подводы. Тележные колеса глубоко врезались в болотистую землю и оставили после себя две четкие ровные колеи. Рядом, параллельно первому, тянулся еще один точно такой же след. Впереди, на пригорке, они слились в один и повели в сторону железнодорожного переезда. Немного подумав, ротмистр направился туда же, дошел до переезда, постоял перед сторожевой будкой и, вернувшись к поджидавшему его вахмистру, сказал:
— Считаю необходимым для следствия в будущем опросить смотрителя переезда и линейных рабочих этого участка. Прикажите одному из унтер-офицеров, а сами со стражниками пойдите по следам, ведущим в сторону реки. Подобранные деньги и вещи, если таковые попадутся, пересчитать, описать и сдать по акту. Местных охотников до чужой казны гнать в три шеи: вон, поглядите-ка, прямо с корзинами из деревни бегут!..
Отдав последние распоряжения, Леонтьев вернулся на разъезд, дождался поезда и уехал в Уфу. В жандармском управлении, куда он явился прямо с вокзала, его мгновенно окружили взволнованные сослуживцы: известие о вторичном ограблении почтового поезда взбудоражило весь город.
Доложив обо всем, что удалось установить и предпринять, полковнику Яковлеву, Леонтьев заперся у себя в кабинете и углубился в свои бумаги. Перечитал показания, закурил… Господи, сколько же еще в нас благодушия и самой примитивной, глупой, преступной бездумности! Неужели уроки прошлого тысяча девятьсот пятого года так никого ничему не научили! А этот год? Вряд ли его можно назвать спокойным. Рабочие волнения захлестнули всю страну, чернь вооружается и в подполье сколачивает настоящие боевые дружины. Экспроприации следуют одна за другой словно по хорошо разработанному плану: в одном месте — типографского шрифта, в другом — динамита, в третьем — целых поездов… Россия стоит на грани гражданской войны, а некоторые господа все норовят жить по-старому, спокойно и беспечно, будто в прошлом веке. Но это уже невозможно: революция — это война, а на войне беспечность — преступление!..
Он со злостью выхватил из папки протокол допроса артельщика Гаврикова, отыскал глазами нужное место и стал нервно читать:
«20 сентября сего 1906 года нас шестеро артельщиков прибыло из Управления Самаро-Златоустовской железной дороги на станцию Самара, чтобы ехать до станции Уфа. Только один Михайлов должен был ехать до станции Златоуст. Со мной в железном сундуке и кожаном саквояже было около 60 000 рублей, а всего у нас, у артельщиков, было около 300 000 рублей. На станции Самара у нас вышла неприятность с дежурным по станции Левандовским, который, прицепив для нас вагон 2-го класса, посадил к нам, в заднее отделение, несколько пассажиров, что исключается инструкцией. По этому поводу у нас вышло пререкание, доходившее до криков. Мы, между прочим, говорили, что везем не щепки, а деньги. Кроме того, мы имели разговор относительно положенной для нас охраны из солдат. Нам вместо двенадцати дали всего четверых солдат. Все эти разговоры и пререкания слышали, конечно, и посторонние люди…»
— Вот так, господа, на весь базар кричим, что везем огромные деньги, да еще почти без охраны, а потом удивляемся: грабят! Как же тут не грабить!.. А сколько оружия можно накупить и непременно накупят на эти тысячи наши революционеры? Теперь голыми руками их не возьмешь…
Ротмистр закурил, завязал папку, и отправился допрашивать свидетелей. В помощь ему железнодорожная полиция выделила ротмистра Кирсанова, а окружной суд — следователя по важнейшим делам Рябинина. Распределив между собой обязанности, взялись за дело. Первым Леонтьев вызвал машиниста паровоза Лятковского. Тот принялся обстоятельно рассказывать:
— С поездом номер четыре двадцать первого сентября я следовал из Самары в Златоуст. Со мной были помощник и два солдата охраны. В семь часов одиннадцать минут вечера мы проходили от разъезда Дема к станции Уфа, и вдруг, не доезжая сторожевой будки, я увидел какой-то подозрительный сигнал: кто-то махал фонарем голубоватого цвета. Что делать? Зная, однако, что никакого сигнала тут не должно быть, я не принял его во внимание и прошел! Тем не менее поезд у меня неожиданно остановился. Ясное дело — кто-то спустил тормоз! Я сразу же вспомнил об артельщиках и, кликнув солдат, кинулся к их вагону. Тут в нас стали стрелять, пришлось вернуться на паровоз. Что делать? Попытался двинуть поезд вперед. В ответ нападающие бросили в мою будку бомбу. Бомба особенная какая-то: никого не убила и ничего не порушила, но образовала столько дыму, что мы едва не задохнулись. Отдышавшись, попробовали отцепить паровоз, чтобы уйти к станции за помощью. Разбойники это заметили и принялись усиленно стрелять. Стал давать тревожные свистки — огонь еще усилили, причем стреляли не только из револьверов, но и из ружей. Ясное дело, отстреливались и мы, то есть наша охрана. Патронов же у нее было мало да и те вскоре кончились, а помощи все не было. Что прикажете делать? Пришлось погасить огни и затаиться. Через полчаса все было кончено. А там появились и вы…
Эту книгу составили в основном новые произведения писателя. Исторический роман «Из тьмы забвенья» впервые открывает читателю древнюю эпоху еще дорюриковской Руси, воскрешает ранее неизвестные страницы ее сложной истории, эпические, полные величия и трагизма деяния наших далеких предков.Своеобразны по языку, тематике и духовно-нравственному наполнению повести «Человек веселый», «Оглянусь — постою. Постою — подумаю…» и другие.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творчество Владимира Бараева связано с декабристской темой. Ом родился на Ангаре, вырос в Забайкалье, на Селенге, где долгие годы жили на поселении братья Бестужевы, и много лот посвятил поиску их потомков; материалы этих поисков публиковались во многих журналах, в местных газетах.Повесть «Высоких мыслей достоянье» посвящена декабристу Михаилу Бестужеву (1800–1871), члену Северного общества, участнику восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Действие развивастся в двух временных пластах: прошлое героя (в основном события 14 декабря 1825 года) и его настоящее (Сибирь, 1857–1858 годы).
Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
Как детский писатель искоренял преступность, что делать с неверными жёнами, как разогнать толпу, изнурённую сенсорным голодом и многое другое.