Бессмертники — цветы вечности - [2]

Мост был цел. Но верстах в двух за ним железнодорожный путь преградил какой-то завал. Ротмистр высунулся из будки остановившегося паровоза и в ярком свете лобового локомотивного прожектора разглядел кучу шпал и копошившихся возле нее людей. Это были стражники, час назад под командой вахмистра выступившие навстречу поезду пешком.

Но где же сам поезд?

Разобрав завал, двинулись дальше. Однако через сотню-другую метров пришлось остановиться опять и расчищать путь. Разобрали второй завал. И лишь теперь, наконец, увидели впереди длинную темную массу стоящего поезда. Это был он, злополучный «четвертый»! Без единого огонька, затаенно молчащий, безжизненный, будто всеми брошенный, он производил жуткое впечатление.

— Ну вот, господа, можно считать, что самые мрачные предположения наши все же сбылись, — нарочито громко, почти бодро сказал в темноту Леонтьев. — Поезд стоит, в воздухе пахнет горелым порохом… Как на поле боя!

— Погодите вы, ротмистр! — зло прошипел двигавшийся рядом полицмейстер. — Сейчас всё увидим сами… А каркать, говорят, и вороны умеют… Вот так-то, дорогой!..

Осторожно, посвечивая фонарями, продвигались они вдоль темного поезда. Вот и почтовый вагон, в котором под охраной солдат и кассиров-артельщиков перевозятся золото и деньги. Двери вагона открыты, часть окон выбита, в глубине вагона кто-то то ли молится, то ли тихо причитает…

— Ну, канальи!.. Ну, мерзавцы!.. Ну, висельники!.. Да я вас всех — в петлю, на каторгу, в Сибирь! Всех, всех!..

Голова и плечи Бухартовского неприятно тряслись. Обычно подтянутый, стройный, собранный, сейчас он являл собой жалкое зрелище. «Сдали нервы», — хладнокровно заключил Леонтьев и стал внимательно осматриваться вокруг.

Вот в тусклом свете фонаря появился какой-то ящик, — должно быть, в нем хранились деньги. Замок на ящике сбит, железная крышка погнута… На дне что-то белеет… Э, да это ассигнация! Рядом — на шпалах, на песке насыпи, на откосе — еще несколько таких же бумажек… Ротмистр набрал их целую пачку и так, держа перед собой, вернулся к вагону.

— Вот, можете полюбоваться, куда их? Жалкие крохи недавнего пира… Ох, скажу я вам, и попировали же здесь господа революционеры!

Полицмейстер сидел на ступеньке вагонной лесенки, уронив голову на ладони, и беззвучно раскачивался из стороны в сторону. Леонтьева он то ли не слышал, то ли слышать не желал; плечи его вздрагивали, из горла слышалось какое-то клокотанье. «Ну, этот нынче не работник, — огорченно вздохнул ротмистр, — придется распорядиться самому. И прежде всего организовать погоню…»

С приходом жандармов и солдат темный, насмерть перепуганный поезд начал понемногу оживать. В некоторых вагонах запалили фонари, из ближайших к почтовому сначала робко, затем посмелее стали выходить люди.

С головы поезда, от паровозов, отчаянно дуя в свисток, прикатилось бледное трясущееся существо в помятой железнодорожной форме. Едва не сбив с ног ротмистра и не переставая свистеть, оно наконец остановилось и огромными мутными глазами уставилось на жандармского офицера.

— Кто таков? Что надо? — гаркнул на него раздосадованный ротмистр. — Да перестаньте вы, наконец, дуть в эту свою дурацкую дудку! Это нужно было делать раньше. С языком у вас все в порядке, говорить можете?

Постепенно это странное, диковатое существо превратилось в человека и даже представилось: главный кондуктор станции Уфа Востров. Следом за ним появились машинисты, еще один кондуктор, три солдата из охраны, кучка бледных, едва живых от пережитого ужаса артельщиков…

Наскоро расспросив о примерных силах грабителей и направлении их отступления с захваченными ценностями, ротмистр подозвал вахмистра и приказал ему организовать преследование. Тот принялся собирать своих стражников, но сделать это оказалось непросто: вся команда разбрелась вдоль поезда и усиленно собирала оброненные грабителями деньги. Пришлось изрядно покричать и даже пригрозить оружием, а деньги, спешно засунутые в карманы, выгрести, как у последних базарных воришек.

Пока он занимался этими делами, толпа пассажиров окружила полицмейстера, требуя скорейшей отправки в Уфу. Бухартовский еще окончательно не пришел в себя, долго пытался что-то сказать и в конце концов махнул рукой: катитесь, мол, ко всем чертям, без вас тошно. Ротмистр доложил ему о принятых мерах и в свою очередь потребовал задержать всех, имевших какое-либо отношение к похищенным деньгам: артельщиков, стражу, кондукторов, а в Уфе — и машинистов. Тот смачно выругался и согласно кивнул:

— Делайте, Иван Алексеевич, все, что сочтете необходимым, а я вернусь с поездом в город — доложу по службе. Встретимся утром у вас в управлении…

Вскоре поезд ушел в Уфу, а Леонтьев, сопровождаемый задержанными свидетелями, направился на демский разъезд. Здесь он приказал подать себе чаю, разложил на колченогом столе бумаги и начал форменный допрос.

Первым вызвал главного кондуктора Вострова, который, как он уже знал, должен был сопровождать поезд от станции Абдулино до Уфы.

— В Абдулино вы специально выехали для встречи поезда? Это входит в ваши служебные обязанности?

— Совершенно верно, господин ротмистр. Мы всегда поступаем так, когда с поездом следует вагон с деньгами. Хлопотно, да что поделаешь: инструкция!