Бессмертники — цветы вечности - [3]

Шрифт
Интервал

— Стало быть, еще в Уфе, перед выездом в Абдулино, вы уже знали, что артельщики везут деньги?

— Непременно, непременно знал-с…

— И ни с кем об этом не говорили?

— Что вы, господин ротмистр, как можно, упаси бог! Хотя об этом по службе всегда знают многие.

— Кто именно?

— Да, считай, от господина начальника станции до последнего телеграфиста. Не один год так-то возим…

— И всегда обходилось?

— Бог миловал-с. Такого, что случилось нынче, на моем веку еще не бывало.

— Прежде не бывало, а теперь и не того еще можно дождаться. В такое время живем…

Ротмистр покатал в пальцах папироску, закурил и опять склонился над столом.

— Ну а теперь, господин Востров, о том, чему вы сами были свидетелем после прохождения разъезда Дема. Все в подробностях, до мелочей, только, ради бога, без своих выводов и рекомендаций. О чем будет нужно, я спрошу сам.

Тот стал рассказывать:

— С разъезда Дема наш поезд вышел в семь часов одиннадцать минут. Пройдя с обычной скоростью — это 30—40 верст в час — небольшое расстояние, он вдруг резко остановился, чем привел всех нас в крайнее удивление. Тут же послышалась стрельба…

— Откуда стреляли, не заметили?

— Стреляли, господин ротмистр, отовсюду, вокруг всего поезда. Только не по окнам, знаете, а все вдоль вагонов. Чтоб никто, значит, выйти не мог.

— Из какого оружия, не определили?

— Все больше из револьверов, хотя в этом деле я знаток небольшой… Да и состояние, знаете, такое было… Словом, чего не знаю, того не знаю-с…

— Дальше.

— Ну, выскочил я из вагона, а они уже почтовый облепили. Крикнул им что-то, знаете, а они в меня — пулями. Пришлось вернуться в вагон. Там — переполох, крики, истерика. Что делать? Побежал по поезду. Добрался до вагона третьего класса, на площадку, а навстречу мне — один из них, с револьвером…

— Приметы! Только точно мне, без фантазий, как запомнился, — блеснул глазами ротмистр.

— Запомнил, знаете, — вконец оживая, улыбнулся кондуктор. — Прежде всего — молодой, высокий, блондин с маленькими усиками…

— Еще! Одежда?

— На голове — широкополая черная шляпа, одет в легкую черную тужурку с черным же кожаным поясом. Через плечо — тоже ремень, только узкий. С одного бока — кобур, с другой — то ли шашка, то ли тесак. Увидев меня, разбойник, видимо, интеллигент, опустил поля шляпы на лицо и направил в меня револьвер. Прежде всего он потребовал вагонный ключ. К счастью, его у меня не было. Тогда он сказал мне, что если я еще буду выбегать из поезда и свистеть в свой свисток, то его товарищи вынуждены будут меня подсечь. Так, знаете, и сказал: «подсечь»!..

— Дальше, дальше, не останавливайтесь! — подгонял ротмистр.

— Ну, что дальше-то? — на миг запнулся Востров. — Дальше… я услышал гудки паровозов, — их два наш поезд везли, — и опять вышел на площадку. В это время мимо вагона, за кустами, пробегали три разбойника. Один из них выстрелил в меня сажен этак с восьми, но промахнулся. В лицо я их не разглядел — мешали кусты и сумерки. А первого, знаете, кабы одеть в его нынешний костюм, непременно признал бы!..

— Прежде этого разбойника еще изловить нужно, — не поднимая головы, ехидно заметил ротмистр. — А вот как вам показались артельщики, господин Востров? Ничего за ними не заметили?

Кондуктор растерянно заморгал остановившимися глазами и недоуменно уставился на жандарма. Затем, сообразив, поспешил ответить:

— Артельщики как артельщики… Не в их интересах беду на себя накликать… Хотя, сами понимаете, когда такие деньги рядом, ни за кого поручиться нельзя: не святые…

Следующим был еще один кондуктор, тоже специально выезжавший на станцию Абдулино для встречи поезда № 4, — Свиязов. Леонтьев попросил его подробнее рассказать о нападении на поезд — о том, что видел и слышал лично сам. Тот согласно кивнул и торопливо заговорил:

— Прежде всего должен обратить внимание вашего благородия на тот факт, что во время разбоя слышно было много голосов. Перекликались: «Володька», «Васька», спрашивали: «Начальник здесь?» и отвечали: «Здесь». «Десятники здесь?» — «Здесь». «Охрана здесь?» — «Все на местах». Слышалось условное пересвистывание. Притаившись на площадке вагона, я видел, как саженях в пятнадцати от меня разбойники разбивали сундуки с деньгами и, разбив, опоражнивали их. Это было за кустами, поэтому лиц разглядеть не удалось. По-моему, их было человек пятьдесят…

— Так-так, господин Свиязов, — торопясь все записать, протянул ротмистр Леонтьев. — А теперь вспомните, когда вы в последний раз перед Уфой проверяли билеты?

— Где-то между Чишмами и Демой, господин ротмистр.

— Ну и что заметили? Вы же за это время успели побывать во всех вагонах, увидеть каждого пассажира. Так?

— Именно так, ваше благородие…

— Ну и что бросилось в глаза?

— Ничего особенного я тогда не заметил. Правда, обратил внимание, что четверо молодых людей, севших в Давлеканово, стояли всей группой на площадке вагона третьего класса, что возле вагона артельщиков…

— Приметы!

— Темные пиджаки или пальто, черные широкополые шляпы, у одного — фуражка…

— Дальше!

— В Белебее сел один молодой человек, чуть рябоватый, в фуражке велосипедиста, в сером пиджаке…

— Отлично! Где был, когда обходили поезд?


Еще от автора Роберт Васильевич Паль
И на земле и над землей

Эту книгу составили в основном новые произведения писателя. Исторический роман «Из тьмы забвенья» впервые открывает читателю древнюю эпоху еще дорюриковской Руси, воскрешает ранее неизвестные страницы ее сложной истории, эпические, полные величия и трагизма деяния наших далеких предков.Своеобразны по языку, тематике и духовно-нравственному наполнению повести «Человек веселый», «Оглянусь — постою. Постою — подумаю…» и другие.


Рекомендуем почитать
Афганская командировка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве

Творчество Владимира Бараева связано с декабристской темой. Ом родился на Ангаре, вырос в Забайкалье, на Селенге, где долгие годы жили на поселении братья Бестужевы, и много лот посвятил поиску их потомков; материалы этих поисков публиковались во многих журналах, в местных газетах.Повесть «Высоких мыслей достоянье» посвящена декабристу Михаилу Бестужеву (1800–1871), члену Северного общества, участнику восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Действие развивастся в двух временных пластах: прошлое героя (в основном события 14 декабря 1825 года) и его настоящее (Сибирь, 1857–1858 годы).


Иосип Броз Тито. Власть силы

Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.



Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.


Истории из армянской истории

Как детский писатель искоренял преступность, что делать с неверными жёнами, как разогнать толпу, изнурённую сенсорным голодом и многое другое.