Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино - [92]

Принципиально важными в фильме являются три персонажа — Рут, Мэнникс и Уоррен. Все трое выступают на стороне закона. Крис фактически олицетворяет закон, в то время как Рут и Уоррен его чтут. И здесь мы сталкиваемся с тем, к чему очень явно обращается Тарантино. Это фильм «Великое молчание»[374], в котором на стороне закона выступали аморальные наемники. Вне закона там были объявлены мирные жители, которых охотники за головами отстреливают. «Великое молчание» не просто «снежный спагетти-вестерн», но и фильм с несчастливым концом. В живых в этой картине остаются те, кто соблюдает закон, но они — отрицательные персонажи. В этом смысле майор Уоррен воспроизводит троп героя Клауса Кински, но с более сложным характером. Чтобы Маркис не казался слишком привлекательным, Тарантино приходится включать в фильм отдельную вставку — единственный рассказ о прошлом героя, который визуализируют для зрителей. Обо всем остальном мы знаем только со слов рассказчиков. К слову, об этой сцене.

Автор рецензии на «Омерзительную восьмерку» Сергей Синяков так написал про фильм: «Зачем дополнительный секс на экране, когда вся картина — почти любая в фильмографии мастера — сам (при всей сомнительности метафоры) секс и есть. По крайней мере по части остроты удовольствия и чувства ритма, который в „Восьмерке“ безупречен как никогда. Имеются и прелюдия, и продолжительные игривые покусывания, и мощный оргазм, и минута посткоитальной грусти, которая все-таки лучше, чем грусть без любви»[375]. Метафора действительно довольно сомнительная. Но не потому, что не точная или вульгарная, а потому, что в фильме секс все-таки есть. И это та сцена, которую почти все критики обходят стыдливым молчанием либо упоминают вскользь. Маркис Уоррен рассказывает генералу Смитерсу, как встретил его сына. Младший Смитерс отправился в горы за легкой добычей, однако Уоррен поймал его, а когда узнал, кто его отец, то сделал что-то невероятное. Он два часа водил сына генерала Смитерса обнаженным по горам, а когда того оставили силы, Уоррен принудил его к оральному сексу, пообещав при этом одеяло. Смитерс сделал, что от него требовалось, но «одеяла не получил». Казалось бы, эта сцена в фильме не так уж и нужна: многие зрители отмечают, что «она все портит». Однако это тот случай, когда Тарантино, который, как мы помним, не очень любит изображать секс, заставляет сцену работать. В конце концов нам почти ничего не показывают. А точнее, совсем ничего не показывают, кроме как дьявольски смеющегося майора, и тем не менее это будоражит зрителей. Поэтому вся кровь, что прольется в итоге, меркнет перед небольшой сценой перверсивного сексуального насилия. И хотя мы знаем, что Уоррен — лжец, эта история правдива. Мы можем рассуждать так, потому что майор на символическом уровне расплатится за то, что сделал с мужчиной. Из-под полы Джоди выстрелит ему прямо в пах: та же самая судьба ждала того, кто анально изнасиловал Марселаса Уоллеса в «Криминальном чтиве». Так работает «закон Тарантино»: любой мужчина, который сексуально надругался над другим мужчиной, будет кастрирован. При этом именно Уоррен убивает всех бандитов в фильме — мексиканца Боба, Джо Гейджа, Освальдо Мобрея, Джоди и Дейзи, а также генерала Смитерса. Он анти-, но все еще герой.

Итак, Уоррен рассказывает свою историю в красках, чтобы генерал Смитерс схватился за пистолет, который Уоррен специально положил возле Смитерса. После слов: «Одеяла не получил» — Смитерс хватается за оружие и получает несколько пуль. Все это происходит в рамках закона. Иными словами, «галантерея Минни» — это территория закона, а не фронтира. И вообще вся Америка после Гражданской войны больше не фронтир, где любые вопросы решаются силой, а не апелляцией к закону. Но самое главное, что образ Джона Рута актуален и после смерти героя. Каким бы в итоге ни казался омерзительным майор Уоррен, во-первых, он расплатился за свои преступления, а во-вторых, он чтит память Рута. Он признает, что Рут был добродетельным, и именно в его честь они повесят Дейзи Домергю и насладятся видом ее насильственной смерти. Итак, южанин, ненавидящий чернокожих, и чернокожий, ненавидящий южан, в конце фильма находят символическое примирение: они выполняют общее благое дело, осуществляя месть за подлое убийство благородного человека. Умирая в море крови, они лежат друг подле друга и, довольные, веселятся, читая вслух «письмо Линкольна» майору Уоррену, придуманное самим Уорреном («Старушка Мэри Тодд! Славная деталь!»). Это не просто могло быть началом прекрасной дружбы. Это и есть самая настоящая прекрасная дружба в ее идеальном виде. Только смерть разлучит их. Но ее мы не увидим. Тем самым Тарантино использует хотя и не два образа, но два тропа из «Безмолвного молчания». Наемник у него становится чуть менее отрицательным, а шериф — чуть менее положительным. Но если в «Безмолвном молчании» умрут почти все (включая мирных жителей — кстати, как и у Тарантино, когда бандиты расстреляли людей в «галантерее Минни»), кроме наемника, то в «Омерзительной восьмерке» умрут вообще все. Хотя Крис Мэнникс, кажется, не заслуживает смерти. Другой фильм, с которым «Омерзительная восьмерка» должна быть сопоставлена, это упоминаемый «Маккейб и миссис Миллер». Картины похожи не только тем, что обе — снежные вестерны, но и своим ревизионизмом. Маккейб — тоже антигерой. И главное, за счет чего он пользуется своей репутацией лучшего стрелка, — это ложь. Он не умеет стрелять, но выдуманная им же сказка является его страховкой. «Письмо Линкольна» — из той же серии. В то время как бандиты врут для того, чтобы убить главных героев, Уоррен, скорее, создает миф, чтобы повысить свой символический капитал в глазах окружающих. Зато в отличие от Маккейба Маркис умеет стрелять.