Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино - [83]
Вместе с тем «12 лет рабства» снимает проблему, обнаженную «Джанго освобожденным». Как заметил сам Квентин Тарантино относительно больших идей: «Я имею в виду, что если ты снимаешь кино о том, что война — это плохо, то зачем тогда вообще делать кино? Если это все, что ты хочешь сказать, — скажи это. Всего два слова: война — это плохо. То есть всего три слова. Хотя два слова будет еще лучше: война — плохо»[319]. Картина «12 лет рабства» говорит: «Рабство — плохо». Все ясно. Что тут еще можно обсуждать? Адилифу Нама помещает «Джанго освобожденного» в более широкий кинематографический контекст, рассматривая фильмы «Амистад» (Стивен Спилберг, (1997)) и «Линкольн». Хотя последние и посвящены рабству, их проблема, с точки зрения Намы, заключается в том, что они изображают чернокожих как достойных, но все еще молчаливых людей. Поэтому, в отличие от этих двух фильмов, «12 лет рабства» становится серьезным высказыванием, способным рассказать историю духовной и физической травмы глазами расово порабощенных людей[320]. В этом отношении «Джанго освобожденный» проигрывает фильму «12 лет рабства», так как в последнем куда лучше показаны эмоциональные потери, а также стыд и отчаяние, в то время как первый скорее похож на фильм ужасов. И хотя Нама утверждает, что «12 лет рабства» серьезнее и сложнее, «Джанго освобожденный», по его мнению, работает в более широком идеологическом контексте, обсуждая наследие американской рабовладельческой системы.
Уместно будет упомянуть, как исследователь Дэвид Леонард возмущается тем, что «Джанго освобожденному» пресса уделила куда больше внимания, чем драме Авы Дюверней «На полпути в никуда»[321], которую исследователь называет одним из лучших фильмов в 2012 году. Леонард задает несколько риторических вопросов. Почему «На полупути в никуда» не обсуждали? Потому что в нем нет белых актеров, нарратива, удобного и понятного для белых? Потому что он посвящен повседневным проблемам чернокожих, а не фантазиям белых относительно чернокожих?[322] Однако Леонард не отрицает, что взявший «Оскар» фильм «12 лет рабства» все-таки привлек внимание общественности и прессы, но ему этого мало. К слову, то, что Леонард пишет свое эссе с критикой «Джанго освобожденного» для книги про картину «Джанго освобожденный» вместо того, чтобы написать эссе для книги про фильм «На полпути в никуда», весьма иронично. Но возможно, в фильме «На полпути в никуда» про расовые проблемы все сказано настолько хорошо, что говорить о нем уже нечего? Добавим также, что в 2017 году в номинации «Лучший фильм» «Оскар» получила картина «Лунный свет», в которой речь идет о проблемах чернокожих, а также об альтернативной сексуальности и т. д.
«Джанго освобожденный» и его критики
Критик Станислав Зельвенский в рецензии на «Омерзительную восьмерку» высказался предельно радикально о двух последних фильмах Тарантино: «„Джанго“, а теперь „Восьмерка“ — политические фильмы совсем уж фантастической пустоты»[323]. И хотя среди русских критиков кто-то пытался говорить про «борьбу добра со злом», то есть рассуждать в общечеловеческих и, следовательно, предельно размытых категориях, утверждая, что этого у Тарантино раньше не было, — очевидно, политический потенциал картины неамериканскому зрителю оказался плохо понятен. Но таким образом дела обстоят у отечественных критиков, для которых, что очевидно, расовые проблемы не являются актуальными. Правда, культуролог Ян Левченко, вероятно, в единственном академическом тексте о «Джанго освобожденном» на русском языке[324] нашел способ посредством обсуждения ревизии вестерна обнаружить в фильме «ревизию политкорректности», проследив в судьбе главного героя, безотносительно цвета его кожи, историю западной цивилизации и ее будущего[325]. Но это, конечно, уникальный случай. Вместе с тем в Соединенных Штатах, как того и следовало ожидать, вокруг фильма Тарантино развернулись серьезные социально-политические споры.
«Джанго освобожденный» в самом деле затронул весьма щепетильные вопросы расы, а вместе с тем осветил самую постыдную главу американской истории, которая до сих пор остается «коллективной травмой» американцев. Одни публицисты и критики спорили о том, что именно хотел сказать Тарантино. Другие заявляли, что Тарантино вообще не должен был ничего говорить, потому что не имеет на это никаких прав. Важно во всем этом то, что по крайней мере на Западе рецензенты и исследователи, кажется, не говорили о фильме в иных категориях, кроме как в социально-политических и этических.
В целом аргументация критиков располагается в двух смежных, но не пересекающихся плоскостях. Первое измерение: белые не могут снимать фильмы про чернокожих, потому что это будут фильмы белых и для белых, а потому «Джанго освобожденный» — клишированное кино, которое укрепляет негативные стереотипы. Второе измерение: могут ли фильмы о рабстве быть развлекательными? А потому ввиду того, что развлекательное кино более популярное, в то время как все смотрят и обсуждают «Джанго освобожденного», на фильмы, в которых освещаются по-настоящему важные проблемы чернокожих, никто не обращает внимания. И хотя критики осведомлены, что фильмы черных про черных все же получают и награды, и внимание прессы, им этого, конечно, недостаточно.
До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой.
Не так давно телевизионные сериалы в иерархии художественных ценностей занимали низшее положение: их просмотр был всего лишь способом убить время. Сегодня «качественное телевидение», совершив титанический скачок, стало значимым феноменом актуальной культуры. Современные сериалы – от ромкома до хоррора – создают собственное информационное поле и обрастают фанатской базой, которой может похвастать не всякая кинофраншиза. Самые любопытные продукты новейшего «малого экрана» анализирует философ и культуролог Александр Павлов, стремясь исследовать эстетические и социально-философские следствия «сериального взрыва» и понять, какие сериалы накрепко осядут в нашем сознании и повлияют на облик культуры в будущем. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Многие используют слово «культовый» в повседневном языке. Чаще всего этот термин можно встретить, когда речь идет о кинематографе. Однако далеко не всегда это понятие употребляется в соответствии с его правильным значением. Впрочем, о правильном значении понятия «культовый кинематограф» говорить трудно, и на самом деле очень сложно дать однозначный ответ на вопрос, что такое культовые фильмы. В этой книге предпринимается попытка ответить на вопрос, что же такое культовое кино – когда и как оно зародилось, как развивалось, каким было, каким стало и сохранилось ли вообще.
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».
«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.