Бесславные ублюдки, бешеные псы. Вселенная Квентина Тарантино - [69]
Удар молнии
«Что-то неожиданное от Квентина Тарантино» — пятый или, если считать двухтомник «Убить Билла» двумя картинами, шестой фильм Тарантино. «Как же так? — возмутится читатель. — Я не знаю такого фильма у Тарантино». Очевидно же, что после «Убить Билла» режиссер снял «Death Proof» — то, что в России принято переводить как «Доказательство смерти». По поводу перевода этой картины, кажется, высказались все российские кинокритики. Правда, даже среди них есть разночтения, заключающиеся в стилистических нюансах «правильного перевода».
Так, критик Антон Долин пишет, что это «Смертенепробиваемый» (хотя считает, что «есть какая-то сермяжная правда и в странненьком сочетании „Death Proof“») по аналогии с bulletproof (пуленепробиваемый) и waterproof (водонепроницаемый)[259]. Критик Ирина Любарская вторит Долину, но находит способ быть оригинальной: «Конечно, „Доказательство смерти“ отнюдь не лучшая русская версия названия. Речь идет о конструкции вроде waterproof или bulletproof. Deathproof — „смертенепроницаемый“, „защищенный от смерти“. Так называется каскадерский автомобиль, доведенный до требуемого уровня безопасности. И что касается „мусорных“ жанров, в которые всю жизнь играет Тарантино, то, хотим мы этого или не хотим, морщим нос, презирая дурной вкус и топорный сюжет, или благодарно ржем, отбросив интеллигентские комплексы, но они, эти жанры, непотопляемы и абсолютно deathproof»[260]. Критик Юрий Гладильщиков пишет примерно то же самое, но углубляется в технические детали: «„Death Proof“ — это не „Доказательство смерти“. Это что-то типа „стопроцентной гарантии безопасности / страховки от гибели“ — системы креплений в машинах каскадеров, позволяющей избежать травм при опасных трюках. Зато название „Доказательство смерти“, укоренившееся в нашей печати еще до того, как его избрали прокатчики, эффектнее»[261]. Но все это в конечном счете не так важно.
Важно то, почему мы в таком случае вдруг говорим о каком-то фильме с названием «Что-то неожиданное от Квентина Тарантино»? Дело в том, что мы должны учитывать принципиально важные для творчества Тарантино нюансы. И вот один из них. Это известный факт, но если вдруг кто-то не знал (в русскоязычном интернете я не нашел об этом ничего), то в «Доказательстве смерти» перед тем, как появится титр с названием на черно-белой пленке с худшим качеством, чем даже цветная (и то и другое — стилизация), и другим, по-настоящему безвкусным шрифтом «Death Proof», на половину секунды появляется титр «Удар молнии Квентина Тарантино». В оригинале это выглядит так: сверху имя режиссера, затем крупным шрифтом «Удар», затем чуть меньшим «молнии» — «Quentin Tarantino’s Tunder Bolt» (вообще Tunderbolt, «удар молнии», пишется слитно).
В таком случае выходит, что у фильма два названия? И просто по какому-то странному стечению обстоятельств все выбрали именно «Death Proof» / «Доказательство смерти» и стали писать именно о нем? Разумеется, появлению в титрах «Quentin Tarantino’s Tunder bolt» есть объяснение. Поскольку «Доказательство смерти» — это напористая стилизация под грайндхаус (кинотеатры в США, которые показывали, как правило, сдвоенные сеансы эксплуатационного кино; их расцвет пришелся на 1960-е и 1970-е, но они существовали еще в 1950-е и даже в начале 1990-х), то это отсылка к общему опыту проката эксплуатационных фильмов. Именно владельцы кинотеатров (или дистрибьюторы), желавшие получить как можно больший доход, часто сами монтировали фильмы, а нередко меняли оригинальное название на более привлекательное. Этим объясняется существование большого количества грайндхаусных фильмов с разными названиями и монтажом. Таким образом, это дань обычной для грайндхауса практике.
Кроме того, из справочной информации о фильме можно узнать, что «Удар молнии» был рабочим названием картины. Но разве «рабочие названия» не вырезают при монтаже целиком? Конечно, это стилизация, и ясно, что в монтаже (который, кстати, все время скачет, а некоторые сцены обрываются) эксплуатационного фильма может быть разное. И все же представляется, что есть другое, неочевидное объяснение того, почему у фильма фактически два названия. Дело в том, что у слова «thunderbolt» есть менее распространенное, но все-таки известное значение. И это «что-то неожиданное». Если переводить это «первое» название таким образом, то многое встает на свои месте. Итак, в виде «Доказательства смерти» зритель буквально получил «что-то неожиданное от Квентина Тарантино». Именно так можно было бы переводить «Death Proof».
Границы воображения
В 2012 году в рамках рекламной кампании фильма «Джанго освобожденный» Тарантино сделал сенсационное заявление: «„Доказательство смерти“ должен стать худшим фильмом, который я когда-либо снимал. Но для фильма, снятого левой рукой, он ведь не так уж и плох, да? В таком случае, если это худший из уже мною снятых фильмов, тогда я классный»[262]. На самом деле не так важно, худший это фильм Тарантино или нет. В конце концов у всех его поклонников и зрителей свои предпочтения. Важно другое: если сам автор признал его худшим, получила ли картина «Доказательство смерти» культовую репутацию? Антон Долин, например, в 2010 году писал, что «Доказательство смерти» так и не получило статуса культа
До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой.
Не так давно телевизионные сериалы в иерархии художественных ценностей занимали низшее положение: их просмотр был всего лишь способом убить время. Сегодня «качественное телевидение», совершив титанический скачок, стало значимым феноменом актуальной культуры. Современные сериалы – от ромкома до хоррора – создают собственное информационное поле и обрастают фанатской базой, которой может похвастать не всякая кинофраншиза. Самые любопытные продукты новейшего «малого экрана» анализирует философ и культуролог Александр Павлов, стремясь исследовать эстетические и социально-философские следствия «сериального взрыва» и понять, какие сериалы накрепко осядут в нашем сознании и повлияют на облик культуры в будущем. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Многие используют слово «культовый» в повседневном языке. Чаще всего этот термин можно встретить, когда речь идет о кинематографе. Однако далеко не всегда это понятие употребляется в соответствии с его правильным значением. Впрочем, о правильном значении понятия «культовый кинематограф» говорить трудно, и на самом деле очень сложно дать однозначный ответ на вопрос, что такое культовые фильмы. В этой книге предпринимается попытка ответить на вопрос, что же такое культовое кино – когда и как оно зародилось, как развивалось, каким было, каким стало и сохранилось ли вообще.
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».
«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.